Джеффри Евгенидис - Свадебный сюжет

С другой стороны, оставить книгу на полу, чтобы Леонард смог потом взять ее и изучить подчеркнутые ею куски, а также заметки на полях (включая одно восклицание, на странице 123, в главе под названием «В исполненном любви покое твоих рук»: «Леонард!») было невозможно. Поэтому, взяв сумку, Мадлен одним ловким движением схватила и Барта, не решившись проверить, заметил ли это Леонард. Спустя пять секунд она захлопнула за собой дверь.

Она рада была, что забрала книжку. Сейчас, когда она впала в уныние, элегантная проза Ролана Барта была для нее единственным утешением. Разрыв с Леонардом ни на йоту не умалял актуальности «Фрагментов». По сути, глав о разбитом сердце там было больше, чем о счастье. Одна глава называлась «Без ответа». Другая – «Мысли о самоубийстве». Третья – «Похвала слезам». «Специфическая предрасположенность влюбленного субъекта к плачу… Малейшее любовное переживание, будь то счастливое или огорчительное, доводит Вертера до слез. Вертер плачет часто, очень часто – и обильно. Кто же плачет в Вертере – влюбленный или романтик?»

Вот вопрос. С тех пор как они с Леонардом расстались, Мадлен плакала более или менее все время. Ночью она засыпала, наплакавшись. Утром она плакала, когда чистила зубы. Она изо всех сил старалась не плакать на глазах у своих соседок, и это ей по большей части удавалось.

«Фрагменты речи влюбленного» были идеальным лекарством от любовных страданий. Это была инструкция по ремонту сердца, где упоминался лишь один инструмент – мозг. Если подключить голову, если осознать культурное происхождение любви, взглянуть на свои симптомы как исключительно ментальные, если признать, что «влюбленность» – всего лишь понятие, то можно освободиться от ее тирании. Все это Мадлен было известно. Проблема состояла в том, что метод не действовал. Она могла целыми днями читать у Барта про деконструкцию любви, при этом чувствуя, что ее любовь к Леонарду ни капельки не уменьшается. Чем больше она читала «Фрагменты речи влюбленного», тем сильнее ощущала влюбленность. Она узнавала себя на каждой странице. Она отождествляла себя с призрачным «я» Барта. Она хотела не освободиться от своих эмоций, а подтвердить их важность. Перед нею была книжка, адресованная влюбленным, книжка о том, что такое быть влюбленным, в которой слово «любовь» встречалось едва ли не в каждом предложении. И она ее так полюбила!

Во внешнем мире семестр, а с ним и сама университетская жизнь, торопился к концу. Ее соседки, обе изучавшие искусствоведение, уже нашли себе работу в Нью-Йорке, в должности для начинающих: Оливия – в «Сотбис», Эбби – в какой-то галерее в Сохо. Поразительно, но многие из ее друзей и знакомых ходили на собеседования с представителями инвестиционных банков, приезжавшими в университет. Другие получили стипендии или переезжали в Лос-Анджелес, где собирались работать на телевидении.

Мадлен тоже надо было устраивать свое будущее, но все, на что была способна, – это раз в день вытащить себя из постели и проверить почтовый ящик. В апреле она, слишком увлеченная работой и любовью, не заметила, что пятнадцатое наступило и прошло, а письма из Йеля так и не было. Когда она это все же заметила, ее депрессия из-за расставания была до того сильна, что нового отказа она бы не вынесла. В течение двух недель Мадлен вообще не ходила на почту. Наконец, заставив себя пойти и вытащить все из переполненного ящика, она обнаружила, что письма из Йеля по-прежнему нет.

Тем не менее были новости о других поданных ею заявлениях. Центр по обучению разговорному английскому прислал ей восторженное сообщение о том, что она принята («Поздравляем, Мадлен!»), а также анкету для поступающих на должность учителя и название китайской провинции, Шаньдонь, где ей предстояло преподавать. Была там и информационная брошюра, в которой содержались всевозможные пассажи, набранные жирным шрифтом и бросавшиеся в глаза.

Сантехнические удобства (душ, туалет и т. д.) могут поначалу показаться несколько непривычными, однако большинству наших учителей нравится «жить по-спартански».

Еда в Китае весьма разнообразная, особенно по сравнению с американскими традициями. Не удивляйтесь, если вы, проведя в своей деревне несколько месяцев, обнаружите, что с удовольствием едите змею!

Анкету она заполнять не стала.

Через два дня по университетской почте пришел отказ из Фонда Мелвина и Хетти Гринбергов, где сообщалось, что стипендию имени Гринбергов для обучения в Еврейском университете в Иерусалиме ей не дали.

Вернувшись домой, Мадлен столкнулась лицом к лицу с кучей упаковочных коробок. За неделю до их разрыва Леонард получил положительный ответ из Пилгрим-Лейкской лаборатории. Он предложил – в тот момент это выглядело серьезным жестом – поселиться вместе в бесплатной квартире, которую предоставляли стипендиатам. Если Мадлен попадет в Йель, она сможет приезжать на выходные; если нет, пусть поживет в Пилгрим-Лейк зиму, а там подает снова. Мадлен в срочном порядке отменила все свои прочие планы и начала паковать книги и одежду, чтобы отправить коробки в лабораторию заранее. Поскольку у Мадлен были сомнения, так ли уж сильны чувства Леонарда к ней, его приглашение пожить вместе привело ее в блаженно-счастливое состояние, а это, в свою очередь, сыграло важную роль в признании, которое она сделала несколько дней спустя. А теперь эти коробки, жестокое напоминание о той катастрофе, валялись у нее в комнате, и отправлять их было некуда.

Мадлен сорвала наклейки с адресом и пихнула коробки в угол.

Каким-то образом ей удалось закончить дипломный проект. Курсовую работу по «Семиотике 211» она сдала, но после окончания сессии не забрала ее, так и не увидев замечаний Зипперштейна и не узнав оценку.

Когда подошли выпускные торжества, Мадлен изо всех сил старалась не замечать их. Эбби с Оливией пытались вытащить ее на студенческий бал, но по городу прокатились грозы и принесли с собой ветра – они сдули банкетные столы и оборвали гирлянды разноцветных лампочек; в результате празднество перенесли в какой-то спортзал, и никто из их знакомых не пошел. Эбби с Оливией, которым надо было как-то занять своих родственников, решили все-таки пойти на пикник у моря с президентом Суэрером в субботу днем, но спустя полчаса отправили родителей обратно в гостиницу. В воскресенье все трое пропустили выпускную церемонию в Первой баптистской церкви. В девять вечера Мадлен уже лежала у себя в спальне, свернувшись клубочком и положив рядом «Фрагменты» – не для того, чтобы читать, а просто так, чтобы были поблизости.

В этот день смены постельного белья не было. Смены постельного белья не было уже давно.

В дверь ее спальни постучали.