Мелисса Пейн - Тайны утерянных камней

Джесс помедлила в дверях спальни с подносом в руках, вслушиваясь в их непонятный, с полунамеками, разговор. Она зачастую даже понятия не имела, что дамы обсуждают, и списывала это на тот факт, что Иби с Люси дружат уже долгие годы. Тихо вздохнув, она повернулась, чтобы выйти из комнаты.

– Не выполнишь ли одно мое поручение, Джесс? – вдруг обратилась к ней Люси.

– Да, конечно, – отозвалась она и поставила поднос на боковой столик в коридоре.

Люси подняла в руке конверт:

– Пожалуйста, да завтрашнего утра передай это девочке.

– Девочке? – не поняла Джесс.

– Ну да, разумеется, девочке, – кивнула Люси.

Джесс сжала губы, чтобы вслух не выразить недовольство. Было бы нечестно заставлять такого старого человека, как Люси, испытывать неловкость из-за неспособности внятно излагать свои соображения. Джесс взяла в руки конверт, перевернула. На лицевой его стороне витиеватым почерком Люси было выведено единственное слово: « Стар ».

– Это той девочке, с которой мы давеча повстречались в Денвере, – пояснила Иби.

– Той, что просила у вас денег? – подняла брови Джесс. Она вспомнила девочку-подростка, которую вчера так напугала Люси, и почувствовала укол сочувствия. Ее грязная одежда была явно с чужого плеча, но даже великоразмерное пальто не могло скрыть, какой маленькой и худощавой была ее юная фигурка. – Ее зовут Стар?

Люси поглядела на нее напряженным взглядом, едва не с раздражением:

– Да, ты ведь уже это выяснила, помнишь? «Стар» и означает «звезда». – После чего старуха надела на нос очки для чтения и взяла в руки кроссворд с таким видом, будто вопрос исчерпан.

Джесс беспомощно посмотрела на Иби, и та пожала плечами:

– За пару-тройку десятков лет к этому привыкаешь.

Джесс тихо улыбнулась ей в ответ и снова повернулась к Люси:

– Не думаю, что давать ей деньги – хорошая идея. – И когда Люси резко глянула на нее поверх очков, добавила: – Если она на самом деле бездомная, то будет куда как лучше связаться с органами опеки и помочь ей обрести дом. Вот что я имею в виду.

Люси шумно вздохнула.

– Девочка непременно должна получить этот конверт, Джесс. И именно ты должна ей его передать.

Джесс хотела было возразить, но передумала. Твердый тон Люси и уверенный взгляд ясно давали понять, что любые споры с ней сейчас неуместны. К тому же Джесс не хотелось сделать что-либо такое, что могло бы лишить ее нынешней работы. Она вспомнила изможденное лицо той девочки, загнанный, полный глухой боли взгляд ее глаз и содрогнулась. Уличная жизнь была для нее небезопасна, и Джесс, по крайней мере, могла бы ей предложить обратиться в один из нескольких приютов, где такому подростку, как она, могли бы дать защиту и кров.

Люси между тем воздела карандаш и вновь сосредоточилась на кроссворде.

– Шесть букв, – произнесла она. – «Задача камикадзе».

Джесс направилась было к двери с таким чувством, будто про нее уже забыли, ощущая в кармане тяжелый груз письма.

– Но, Люси, – спохватилась она, – а как же я ее там отыщу?

Старушка подняла взгляд от газеты, в глазах ее словно взвихрилась голубизна.

– Хороший вопрос, – проговорила она и склонила голову набок. Потом тихо пробормотала: – Шоколад. – И произнесла уже громче: – Она любит запах шоколада.

Джесс натянуто улыбнулась. Неточный, конечно, адрес, но звучало вполне разумно. Большинство бездомных в центре города, в особенности подростки-беспризорники, тусовались вокруг длинного здания торгового центра на Шестнадцатой улице. Там были две шоколадные лавки, и Джесс помнила наверняка, что нужная ей девочка держалась поближе к той, что на южном конце.

– Суицид! – неожиданно выкрикнула Иби, хлопнув ладонями по коленям, и, широко улыбнувшись, поглядела сначала на Джесс, потом на Люси. – Суицид, – уже тише повторила она.

Карандаш у Люси тут же вскинулся ластиком вверх, и она вписала слово, пробурчав:

– Для тебя это слишком просто, Фиби.

Джесс снова вышла в коридор, взяла одной рукой поднос, другой закрыла дверь спальни. Ноги вдруг стали ватными и непослушными. Она с трудом справлялась с желанием ворваться обратно в комнату и насильно отвезти их обеих в больницу или в какой-нибудь дом умалишенных. Но вместо этого Джесс кашлянула, прочищая горло, взялась за поднос и спустилась по лестнице, стараясь не замечать, как жжет и покалывает кожу на ее запястье.

Она привалилась спиной к низкой кирпичной ограде недалеко от магазина шоколада, подтянув к себе колени и обхватив руками голени. Упрямый весенний воздух не желал расставаться с зимним холодом. От постоянной зябкости у Стар текло из носа, отчего в уголке ноздри образовалась уже маленькая трещинка; слезились глаза. Проснувшись утром, Стар обнаружила, что трещинка стала болезненной, из нее сочилась кровь. Обычно она аккуратно утирала нос шарфом, но сегодня от дыхания в студеном воздухе исходили облачка пара, а из носа вовсю потекло, так что треснувшее место в ноздре заболело еще сильнее. Земля под тоненькими легинсами ощущалась жесткой и холодной, и в голове, по вискам, начала растекаться тупая боль. Сегодня она чувствовала себя такой слабой, такой маленькой – и такой несказанно одинокой.

– Стар? – раздался женский голос.

Она прижалась лбом к коленям, так что волосы по сторонам закрыли лицо, и протяжно выдохнула. В животе резко скрутило. Она все гадала, когда же деятелям из органов опеки удастся ее отловить, а в такой день, как сегодня, Стар чувствовала себя особенно уязвимой и беззащитной. Она поклялась, что больше никогда не даст себя отправить в приемную семью. Она с восьми лет скиталась по таким семьям и уже чертовски устала от всей этой системы. Устала от родителей, которым не хотелось, чтобы эта угрюмая девчонка-тинейджер с приступами клептомании спала в соседней комнате с их драгоценной белокурой доченькой. Устала от людей, которые лишь делали вид, будто любят Стар, – потому что, когда вдруг все шло наперекосяк, оказывалось, что не так уж они ее и любят.

Стар вонзилась ногтями в ляжки. Она была уверена, что мама ни за что бы не позволила так обрушиться их прежнему миру, как это сделал отец. Иногда по ночам она грезила о маме. Ее воспоминания были мелкими разрозненными кусочками, не складывающимися в общую картину: слабый дух корицы, легкая шершавость земли между пальцами, щека, прижавшаяся к мягкой груди. Когда мама слегла с болезнью, Стар было всего пять лет, но главное, что хорошо запомнила девочка из той поры, – это незыблемое ощущение безопасности. Безопасности, тепла и любви.

Женщина рядом кашлянула, переступила с ноги на ногу. «Чувствует себя неловко. Вот и хорошо, – подумала Стар. – Так ей и надо».