Стивен Райт - С волками жить

– Так, – начинает он, – о чем мы сегодня говорим?

– Дети внизу, – говорит Ро. – С Дэфни.

– Я знаю. Потискал уже всех и каждого.

Попроси у Ро кто-нибудь посторонний описать ее мужа, она не уверена, как бы откликнулась. За исключением глаз, тех волнующих лун пыльно-серого цвета, ничего мгновенно выразительного в нем не наблюдается, никаких утесов или ущелий, никаких потешных пучков волос, за которые можно зацепиться словом. Средний, пришлось бы согласиться ей, признавая тем самым собственную неудачу, поскольку избранные отличительные черты, те, какие невозможно было объяснить сразу, бежали определений – именно их она и любила.

– Мы охватили весь земной шар, – заявляет Томми. – Токсичная преступность, дефицит наркотиков, терроризм знаменитостей. Это был вечер макрообзора.

– Вечер макарон, – поправляет Джерри. Ее интригуют руки Уайли – в его пальцах видится нечто положительно благородное.

– Спаси планету, – объявляет Томми. – Своди кита пообедать.

– Нам нравится сюда приезжать, – произносит Джерри, шумно хлюпая через соломинку. – Столько других наших друзей бросили пить.

– Да, – говорит Ро. – Эковек.

– Лично я себя чувствую экоотбросом, – шутит Томми.

– Ты когда-нибудь пробовала черимойю? – спрашивает Джерри.

– Это что такое?

– Фрукт, вообще-то какая-то причудливая помесь яблока, груши и дерева коки, насколько мы знаем. Перуанский. Очень ням-ням.

Томми тихонько фыркает носом.

– Ага, поскольку Гран-тур [16] Большое путешествие – в XVIII в. длительное путешествие молодого аристократа по Франции, Италии, Швейцарии и европейским странам после окончания учебного заведения. пришлось временно отложить до поступления к нам второго миллиона, Джерри тут кругосветно питается.

Его тон ее раздражает.

– Ну а зачем и дальше пробовать все те же старые скучные вкусы, делать все ту же старую скукотищу?

– Не знаю, – отвечает Томми. – Зачем?

– Ох ты ж. – Она пинает его под столом.

– Ты уголь не забыл? – осведомляется Ро. – Стакан Уайли замирает в воздухе. – Черт бы драл, Уайли, я же попросила тебя не забыть. Ну давай, только недолго. Мы тут уже проголодались.

– С тобой Томми может съездить, – объявляет Джерри.

– Намек ясен, – говорит Томми.

По пути наружу Уайли загребает горсть чипсов.

– Ммммммм, – бормочет он через плечо, – хорошие начо какие.

Транспортное средство – «Джип-Чероки» 87-го года.

– А бейсболки нам не полагается надевать? – бородатая шуточка Томми. Ему трудно представить себя в такой машине, и он не может понять, почему Уайли, которого он знает не хуже других, хочется, чтобы его в такой видели, почему он очевидно такой радуется, а иногда и готов ездить на этой штуковине на работу, ради всего святого. Курьез, да и только.

Проезжаемые улицы тихи, ухожены, как и газоны, жилища, люди. Радио настроено на популярную ФМ-станцию: классический рок, непрерывный час «Жара в жестянке» [17] «Canned Heat» (c 1965) – американская блюз- и буги-роковая группа из Лос-Анджелеса. Названа в честь жаргонного обозначения консервированного топлива марки «Стерно» (с 1900). . Уайли невозмутим за черными солнечными очками. Томми развертывает другой захватывающий сценарий: на сей раз – Тони Пёркинз в роли сумасбродного доктора Губилла, который случайно обнаруживает крэк, курит его, естественно, затем бросается бесчинствовать в порнографическом уличном буйстве траха и рубки, какие редко увидишь что в околотках, что в категории Р [18] Имеется в виду «Грань безумия» (Edge of Sanity, 1989) – британский фильм ужасов французского режиссера Жерара Кикойна по мотивам готической повести «The Strange Case of Dr Jekyll and Mr Hyde» (1886) шотландского писателя Роберта Льюиса Стивенсона и историй о Джеке-потрошителе. В главной роли снялся американский актер и певец Энтони Пёркинз (1932–1992), знаменитый благодаря своей роли Нормана Бейтса в фильме Алфреда Хичкока «Психоз» (Psycho, 1960). «R» (restricted) – категория Американской киноассоциации, присваиваемая фильмам, которые не рекомендуются для просмотра детям до 17 лет без сопровождения взрослых. .

– Но он же уже спятил, – отмечает Уайли. – Даже когда нормальных играет. Только в глаза ему глянешь – и любой, кроме полного идиота, определит, что там живет и кто-то другой.

– Допускаю, – признает Томми, – поэтому, возможно, элемент напряженности немного прокис. Но все равно занятное произведение.

Уайли это кино не смотрел, не знает, станет ли, он в последнее время старается снизить дозу.

– Ага, ага, – говорит Томми, – не думай, что я раньше не слышал всего этого, это гадкая привычка, ну да, трата времени, ну еще б, но тут либо сидишь перед ящиком, либо разговариваешь с Джерри весь вечер.

– С Джерри можно и кое-что другое делать.

– Да, но по ящику-то у них куда лучше получается.

Стоянка «Еды-и-Топлива» – бешеный рык легавых, машин и вращающихся мигалок, и страх любопытного притянут, как водится, к центру, где б ни возник он, сборище наших дней на ободе ужасного, удовлетворенный взглядец украдкой в дымящийся кратер, удивительно, что такое может быть настолько великолепным – и так близко. Полицейские патрульные крейсера сидят, брошенные в противоположных углах, дверцы висят нараспашку, рации кудахчут, как птицы в клетках. Между исцарапанными мусорными контейнерами желтая лента, трепеща вверх тормашками в отпечатанном повторении «МЕСТО ПРЕСТУПЛЕНИЯ ПРОХОДА НЕТ», расчищает участок вокруг входа в магазин. Посреди этой росчисти довольно небрежно на заляпанном газировкой цементе с лепниной жвачки – очевидно хорошо попользованный художницкий брезент. Под тканью – тот зуд, который тесный полукруг глаз никак не может расчесать вволю, – покоится тело, его присутствие подтверждено высовывающейся парой потертых «найков», носки прискорбно воткнуты в землю, толстые зеленые шнурки вольно болтаются и не завязаны, камешки серого гравия впились в резьбу подошв, подробность эта увеличена до откровения близости, с каким Томми вдруг становится неуютно. Чувства его в этот миг слишком уж запутаны и пристальной экзаменовки не выдержат. Уверен он только в одном: должно быть, выглядит он до невероятия глупо, оказавшись в капкане этой толпы, разинувши рот, как турист только что с автобуса. Он придвигается поближе к Уайли.

– Это кровь? – шепчет он.

– Где?

– Возле его головы.

Легавый, который на вид был по крайней мере на десятилетие моложе Томми и щеголял с такими бачками, каких тот не видал на живом человеке лет двадцать, перехватывает его взгляд и смотрит прямо внутрь так же легко, как будто проверяет содержимое кипящей кастрюльки; отворачивается, очевидно развлекшись тем, что обнаружил там. Томми заливается стыдным румянцем.