Дженнифер Робсон - Самая темная ночь

– Я о такой даже не слышала.

– Я бы удивился, окажись наоборот.

– А мы не можем доехать туда на поезде? Два дня пути пешком – это долго.

– Можем и доехать, но лучше поступать так, как принято в наших краях. Людям из Меццо-Чель и в голову не придет тратить деньги на железнодорожный билет, если можно дойти на своих двоих. А уж мул с повозкой для них – роскошь.

– Мул?

– Да. У нас есть мул. Эта старая скотинка не любит, когда ее подгоняют, но с мулом наше путешествие все равно будет полегче.

Больше вопросов она задавать не стала, а вместо этого все силы направила на то, чтобы шагать, дышать и смаргивать слезы до того, как они начнут застить обзор. Ей хотелось вырваться и помчаться домой, но папа, конечно же, вновь настоял бы на том, что ей нужно покинуть Венецию. Так что ничего не оставалось, как молча следовать за своим спутником и не обращать внимания на барабанную дробь, которую исполняло сердце.

Они свернули на простор Фондаменте-Нове, где у причалов выстроились очереди к судам, идущим на острова, и подошли к билетному киоску. Здесь очередь была короткая, и всего через несколько минут они уже оказались перед кассиром.

– Добрый день, синьор. Два билета, пожалуйста. Для меня и для моей жены. В один конец.

– Место назначения, синьор? – Кассир даже не поднял взгляда от газеты, которую читал.

– Ох, извиняюсь. Мурано. Нам два билета до Мурано. Будьте так добры.

Нина покосилась на Никколо, удивленная его неуверенным тоном. Совсем недавно, разговаривая с ее отцом, парень держался непринужденно, говорил легко, как один образованный синьор в беседе с другим, а теперь вел себя так, будто превратился в совершенно иного человека: он словно сделался ниже ростом, каким-то образом уменьшился, стал робким и безобидным. Даже речь – запинающаяся и нетвердая – как будто бы принадлежала тому, кто больше привык говорить на местечковом диалекте, чем на литературном итальянском.

Все это показалось Антонине странным, однако у нее хватило ума не подавать виду в присутствии кассира. Никколо забрал билеты вместе с несколькими монетами сдачи; девушка покорно последовала за ним, и лишь на вапоретто, когда ее голос надежно заглушали шум двигателя и крики команды, она спросила: [13] Вапоретто – речной трамвай, общественный транспорт в островной Венеции.

– Что это было?

Им повезло – достались два билета под навесом, и Антонина села у окна, но у женщины, разместившейся по другую сторону от Никколо, было столько сумок и корзинок, что хватило бы на целый рыночный прилавок, так что Никколо пришлось вплотную придвинуться к девушке и одну руку закинуть ей на плечи, поскольку места совсем не осталось, а его губы теперь оказались в нескольких сантиметрах от ее уха.

– Ничего особенного, – ответил он. – Я всего лишь постарался оставить у кассира как можно меньше воспоминаний о встрече с нами. Теперь, если кто-нибудь придет с вопросами, ему и сказать-то будет нечего – я стал для него одним из нескольких десятков заурядных граждан, покупавших сегодня билеты.

– А ты думаешь, такая вероятность есть?

– Вероятность, что тебя будут разыскивать? Ну, не в ближайшие дни – доктор Йоно об этом позаботился. Но фашисты не остановятся – из-под земли достанут то, что им нужно. Наверное, начнут с данных переписи еврейского населения, которую проводили пять лет назад. И если этих материалов еще нет в их распоряжении, то скоро будут.

– Мое удостоверение личности! – вспомнила Антонина; в спешке сборов она не взяла с собой удостоверение и маленький кошелек с мелочью. – У меня нет…

– Не волнуйся, – перебил Никколо. – У меня есть документы, оформленные для тебя. Дыши спокойно, Нина. Ты со мной в безопасности.

Она кивнула, хотя еще не чувствовала уверенности в том, что может полностью доверять ему, и отвернулась к окну. Но было поздно – они уже проплыли мимо острова Сан-Микеле, и ее город, ее родной дом, почти исчез из виду.

– У тебя еще будет возможность его увидеть, – шепнул Никколо, – когда мы поплывем в Кампальто. Тогда и попрощаешься.

А Антонина снова задалась вопросом, что за незнакомец сидит рядом с ней, отчего он говорит так ласково и, казалось бы, понимает или, по крайней мере, стремится понять, как сильно она сейчас страдает. Кто он и почему решил о ней позаботиться?

Они вышли на первой же пристани, осторожно переступив через соседские сумки и корзинки, но вместо того чтобы вместе с остальными путешественниками направиться в глубь острова, Никколо повел свою спутницу вдоль Фондаменте-Серенелла. Набережную обдувал пропитанный солью ветер лагуны, плескавшей волнами по левую руку от них, а справа тянуло едким запахом стеклодувных печей. Всего через несколько минут Никколо указал на пристань в полусотне метров впереди:

– Вон он. Мой кузен Марио.

На корточках рядом с санпьеротой сидел мужчина и проверял швартовы. Когда Никколо и Антонина приблизились, он выпрямился и приветственно раскинул руки, а его загорелое лицо расплылось в белозубой улыбке. [14] Санпьерота – традиционная итальянская плоскодонная лодка.

– Стало быть, это и есть твоя невеста? – спросил он, обняв Никколо, и протянул руку девушке.

– Это моя жена, Марио, ее зовут Нина. Нина, познакомься – мой кузен Марио.

– Мои поздравления, добро пожаловать в семью. Это все ваши вещи? – кивнул он на рюкзак.

– Пока да, – беспечно ответил за нее Никколо. – И оставь Нину в покое, хватит ее донимать.

Марио, все так же широко улыбаясь, пожал плечами:

– Ну уж Роза-то непременно захочет разузнать про вас побольше.

– Пусть пристает с вопросами, сколько ее душе будет угодно, но это не значит, что я на них отвечу, – хмыкнул Никколо. – Мы отчаливаем или нет?

– Ладно, ладно, отчаливаем. Но сперва поудобнее устроим твою супругу.

Марио помог Нине перебраться на борт санпьероты, а Нина, как всякая коренная венецианка, и без подсказок знала, что лучшее местечко для пассажира – прямо перед мачтой. Там не было ничего похожего на сиденье, зато дно оказалось сухим и достаточно низким, так что борта должны были защитить ее от резких порывов ветра в случае, если тот внезапно сменит направление.

Она была довольна, что мужчины занялись делом – начали готовить суденышко к плаванию и перестали обращать внимание на нее. Марио опустил в прозрачную воду кормовое весло, а затем они с Никколо слаженно подняли паруса, не обменявшись за работой и парой слов.

– Ветер попутный, – объявил Марио и добавил специально для нее: – Прокатим так, что ни капельки воды на вас не упадет – лагуна нынче гладкая как стекло.

– Обернись, пора, – сказал Никколо, и Антонина выглянула из-под фока, радуясь этой последней возможности увидеть родной дом.