Сюэдун Чжан - Былые дни детей и псов

– Сестрица Сяолань уже передала дяде письмо на шахту и попросила, чтобы он в следующий раз привез для тебя точь-в-точь такого же кролика.

С этими словами она легонько прикоснулась к носику малыша.

Наконец, понимая, что ее миссия выполнена, сестрица Хуа собралась уходить. Прежде чем выйти, она обернулась и, посмотрев на сидевшую за книжкой Се Яцзюнь, обратилась к ней:

– А что это ты в последнее время не заглядываешь к нам, чтобы пообщаться с Сяолань?

Се Яцзюнь чуть помедлила, после чего, опустив голову, ответила:

– Уроков было много, вот и не выбралась.

Тогда сестрица Хуа вдруг погладила ее по плечам и не без тяжести в голосе заметила:

– Несчастная Сяолань с детства заикается, в нашем поселке лишь одна ты ее и уважаешь.

У Се Яцзюнь все упало внутри, словно ей неожиданно залепили оплеуху. В тот же миг лицо ее вспыхнуло и ей стало совсем не по себе. До нее наконец-то дошло, что не стоило так резко отдаляться от Сяолань, ведь девочка сильно страдала.

Словно случайно обронив эту фразу, сестрица Хуа направилась к выходу. Во дворе тут же раздался яростный лай Танка. Ох уж эти собаки, как разойдутся, так и не знаешь, куда от их лая деваться, кажется, вот-вот рухнет небо.

Спасаясь от невыносимой тоски, Се Яцзюнь потихоньку проскользнула во двор, чтобы развеяться. На улице стояла кромешная тьма, лишь в углу мерцали два зеленых огонька: то были глаза Танка, который с надеждой уставился на хозяйку. В задумчивости она подошла к нему и присела рядом на корточки. Этот большой пес стал проявлять к девочке небывалую раньше симпатию. Привязанный крепкой веревкой, он изо всех сил ластился к ней, вытягиваясь во всю длину, словно какой-нибудь червяк, тыкался в ее голые лодыжки мокрым носом и обиженно скулил.

Почувствовав исходящее от перевозбужденной собаки тепло и насыщенный запах шерсти, Се Яцзюнь тотчас успокоилась. С тех пор как Танк потерял свободу, все свои потребности и нужды он справлял в этом темном углу у стены. Превратись он в человека, так уже точно сошел бы с ума. Собака изо всех сил стелилась под ноги девочки, однако веревка беспощадно тянула ее назад, не давая достичь цели. И пускай расстояние между девочкой и собакой было не больше шажочка, преодолеть его не было никакой возможности. От таких страданий умереть впору. Будучи собакой, Танк мог лишь с мольбою в глазах бороться из последних сил.

Вскоре, убедившись, что к нему совершенно безразличны, Танк подобрался и недовольно уселся. Он с силой вонзил когти передних лап в землю и точно рыба забил хвостом вверх-вниз, в нетерпении глядя на Се Яцзюнь. Язык его чуть ли не на всю длину вывешивался вниз, а сам он обиженно поскуливал на все лады. Не в силах более выносить этих звуков, Се Яцзюнь решила прекратить пытку. Никто не вправе так жестоко обращаться с собакой. Животное нельзя целыми днями держать на привязи, словно злостного преступника в ожидании приговора.

Тут же ей вспомнилось, что отец несколько раз просил их хорошенько заботиться о собаке. По его словам, бдительность Танка была куда острее, чем у людей. За годы службы он совершил несколько подвигов, но потом из-за серьезного ранения его пришлось списать. Отец также сказал, что пока их дом охраняет Танк, он за свою семью может быть полностью спокоен. Вспомнив все это, девочка порывисто подалась вперед, подошла к стволу дерева, вокруг которого крепилась веревка, нагнулась и одним движением руки развязала петлю. Она властно подтянула Танка к себе и печально вышла с ним за ворота.

Оказавшись на улице, Танк обрел долгожданную свободу и теперь, довольный, то и дело встряхивался всем телом и легкой рысцой продвигался вперед. Всю дорогу он тащил за собой Се Яцзюнь. Иногда на короткое время останавливался и настороженно замирал у обочины, высоко задрав голову и навострив уши. В одном из соседних дворов беззаботно тявкнула собака, из-за чего ночная мгла вмиг сделалась какой-то широкой и глубокой, загадочной и чуждой. Как и все собаки, Танк включился в перелай: «Гав-гав… Гав-гав…» – с чувством пролаял он, словно поддерживая разговор.

Только сейчас Се Яцзюнь почувствовала, насколько пугающе безлюдным было это место. Редкие смутные огоньки в окнах домов скорее напоминали отдаленный отсвет блуждающих фосфорических огней, а чуть дальше царила беспросветная тьма, черная до предела, словно на самом краю мира. И только небо над головой выглядело сверкающим и волшебным: то сияли в далекой вышине мириады звезд. Они так густо устилали небосвод, что, казалось, там не осталось свободного пространства, и от такого их скопления становилось трудно дышать.

Ее невольно накрыло волной сильных чувств, словно посреди безбрежной пустыни она вдруг обнаружила прекрасный живительный оазис. Душа подсказывала ей, что Всевышний и правда все видит, раз так щедро одарил это захолустье целой россыпью сверкающих звезд, иначе у здешних жителей по ночам было бы полное ощущение, что они находятся не иначе как в аду. Свет звезд зажег ее воображение, а то в свою очередь пробудило от спячки ее душу, подарив луч надежды. Доверившись Танку, который продолжал тащить ее вперед, она одиноко брела под этим безбрежным роскошно сияющим небом, пока незаметно для себя не оказалась у высоченного старого вяза. Не успела она и глазом моргнуть, как сошла с главной улицы поселка и направилась прямиком на запад, где чернела тополиная роща.

Стоило ей войти в рощу, как Танк, словно сумасшедший, принялся лаять и рваться вперед. В кромешной тьме его первобытная остервенелость через натянутую веревку передавалась ее руке. Танк изо всех сил тащил ее за собой. Казалось, веревка, глубоко врезаясь в кожу девочки, вот-вот оборвется; ладонь горела огнем. Не обращая внимания на боль, Се Яцзюнь насторожилась. Черный нос Танка яростно нацелился на нечто в глубине рощи. При свете звезд его обнаженные клыки сверкали, будто зубья пилы. Несколько раз она окликнула собаку по имени, надеясь, что та хоть немного ослабит свою прыть. Поскольку силенок у девочки было маловато, она не могла контролировать отчаянно рвущегося вперед пса. Еще немного – и она растянется на земле.

Неожиданно из рощи выскочило какое-то существо, и практически в тот же момент Танк рывком выдернул веревку из рук Се Яцзюнь и очертя голову ринулся к цели. Ее барабанные перепонки едва не разорвались от бешеного лая. В этой какофонии она различала голоса Танка и еще одной неизвестной ей собаки, чей лай был таким же оглушающим и надрывным. Никогда прежде девочке не доводилось быть свидетельницей такого жуткого противостояния и такой лютой ярости. Ее бросило в дрожь, язык перестал слушаться, горло перехватило. Она силилась что-то крикнуть, но из горла не вырвалось ни звука, страх сковал все ее тело. И вдруг в этот самый критический момент из рощи вылетел длинный тонкий силуэт и одновременно раздался чуть хрипловатый окрик: