Мари-Бернадетт Дюпюи - Сирота с Манхэттена. Огни Бродвея

Ответное молчание врача было для Лароша мучительным. Леон Фоше старательно отводил глаза, а потом и вовсе уставился на свою чашку. Тогда Ларош залпом выпил водку, к которой до сих пор не прикасался.

– Почему ты молчишь? – не выдержал он. – Почему?

– Я не привык говорить, не подумав. Гуго, если все было так, как ты рассказываешь, то тебе действительно очень не повезло. Это касается и вчерашних событий, и прошлого вообще. Ты много пережил и никогда не опускал рук. Но и я не хочу становиться сообщником в покушении на убийство! Ты признаешься, что злоупотреблял спиртным, и вчера ты был пьян, это ощущалось по запаху изо рта. Значит, при виде сына Мадлен ты вполне мог впасть в бешенство. И не надо так на меня смотреть! Надеюсь, Жюстен, если выживет, подтвердит твою версию событий.

Побелевший от ярости Ларош так сжал пальцами пустую чарку, что едва ее не раздавил.

– Как смеешь ты меня подозревать? – вскричал он. – Я считал, мы друзья!

– Друг не обязательно слеп и глух, Гуго.

В этих словах доктора чувствовалась угроза. Но к Ларошу уже вернулось обычное его самообладание, и он с улыбкой пожал Фоше руку.

– Ты, конечно, прав, Леон! Знай, я высоко ценю твою принципиальность, причем во всех вопросах. Но, может, вернемся к бедному Жюстену?

– Мне нужно отлучиться: утренний обход пациентов. Пока меня не будет, побудь с парнем. Если очнется, в чем я очень сомневаюсь, дашь ему воды, – сказал доктор. – А когда вернусь, перенесем его в другую комнату, потому что больные будут приходить и кабинет должен быть свободным.

– Спасибо тебе за все, что ты делаешь! – сказал Ларош. – Но разве ты не боишься, что я его прикончу? Ты же только что практически обвинил меня в покушении на его жизнь!

Тон был ироничным, провокационным. Фоше пожал плечами:

– Ты не повез бы его ко мне, если бы хотел избавиться от парня. Оставил бы его истекать кровью на заднем дворе, и дело в шляпе! Я же никогда не видел тебя таким расстроенным, из чего следует, что это действительно была трагическая случайность.

Казалось, Жюстен, прикрытый белой простыней, спит последним сном – так он был недвижим и бледен. Гуго Ларош присел рядом и прислушался к его дыханию, натужному, но, вопреки всему, регулярному.

– Пожалуйста, живи! – шепотом, как мантру, повторял он.

Ларош по натуре был человеком деятельным. Он не привык сидеть сложа руки, а избыток энергии выплескивал в бешеной скачке по окрестностям либо в долгих прогулках по виноградникам, а случалось, и криками, и активной жестикуляцией. И пить по вечерам он стал с единственной целью – забыть и забыться.

Но этим утром память предъявила ему все то, о чем он предпочел бы не вспоминать. Ларошу хотелось кричать от стыда. Все перемешалось у него в голове: испуганное лицо дочки, которую он донимал своими неуместными ласками; или это все-таки Элизабет, и ее голубые глаза сверкают ненавистью, когда она бьется в его объятиях?

– Господи, что я наделал! – ужасаясь, прошептал он.

О той гнусности, какой Элизабет подверглась на чердаке в башне, ему до поры до времени удавалось не думать. Зато он помнил свою ярость, жестокосердие, нечестивую жажду обладания. Это был его способ получать удовольствие. А жертве… Жертве полагалось ненавидеть и трепетать. В его памяти четко запечатлелось личико юной Жермен, когда он ее насиловал. Он смотрел на нее не отрываясь, чтобы сполна насытиться ее болью и страхом.

Внезапно он сам удивился, как это небеса не покарали его сообразно всем этим злодействам. А может, все еще впереди и за все придется ответить, если Жюстен не выживет?

В салоне для официальных приемов оркестр играл вальс. Элизабет танцевала с мужем, и за ними восторженным взглядом следил капитан судна. С начала плавания молодая чета уже второй раз ужинала за его столиком.

– Ты очаровала нашего капитана, – шепнул Ричард на ушко супруге. – Глаз с тебя не сводит!

– Странно, ведь я – единственная здесь не в вечернем туалете.

– Ты и в этом платье красавица, Лисбет. Но обнаженная, в одном лишь сапфировом колье, будешь совершенно неотразима! Сегодня же вечером проверим!

– Ричард, ну что за глупости! – с лукавой улыбкой отозвалась она.

– Слава Богу, ты снова весела и беззаботна. Смею надеяться, в этом есть и моя заслуга. Денно и нощно я стараюсь, чтобы ты была счастлива…

– И у тебя это прекрасно получается! Ты – заботливейший из мужей.

Отличная танцовщица, Элизабет отдалась музыке и ласковым рукам мужа. Она уже привыкла спать с ним в одной постели, чувствовать его рядом. Оказывается, так приятно проснуться и прильнуть к Ричарду… Чем он часто пользовался, чтобы утолить желание, вовлекая ее в нежную любовную схватку.

Молодая женщина не могла не заметить, скольких усилий ему стоит оставаться деликатным, предупредительным – лишь бы не пробудить в ней травмирующие воспоминания. И все же, к своему сожалению, столь ярких удовольствий, как в первые их интимные встречи, Элизабет уже не испытывала.

В танце она была чудо как хороша: широкая атласная юбка красиво струится, роскошные волосы, подхваченные у висков двумя гребешками, распущены…

Когда музыка смолкла, Элизабет вздохнула с сожалением. Они с Ричардом вернулись за столик, но тут оркестр заиграл снова и капитан поспешно встал.

– Мадам, позвольте пригласить вас на вальс! «На прекрасном голубом Дунае» – кажется, так он называется, – и капитан галантно поклонился. – Разумеется, с позволения вашего супруга…

– Супруг не против, – улыбнулся Ричард. – Самое время выпить дижестив, тем более что ужин был прекрасный.

Элизабет приняла приглашение благосклонно. Она ожидала чего-то подобного: как мужчина смотрит на нее при каждой встрече, невозможно было не заметить.

«Откуда такой интерес?» – каждый раз думала она.

На танцплощадке, обустроенной между столиками, в свете многочисленных хрустальных светильников танцевали они с капитаном и еще одна пара.

– Не верится, что мы на корабле, посреди океана, а не в чьей-то роскошной гостиной, – сказала она своему кавалеру.

– Пока все складывается самым благоприятным образом, и, если погода не испортится, в среду мы – в Нью-Йорке. Будем надеяться на лучшее, но шторм вполне возможен.

– Если б только нам повезло! – прошептала Элизабет. – Сама я, слава Богу, не страдаю от морской болезни, в отличие от подруги Бонни. Ей плохо, даже если на море штиль.

– Это не первое ваше плаванье, мадам? Я не решился задать вам этот вопрос за столом ни сегодня, ни позавчера вечером.

– Но вам очень хотелось меня об этом спросить! – с уверенностью сказала Элизабет. – Не удивляйтесь, у меня отличная интуиция.