Бигельды Габдуллин - СИЗО

Выходя из комнаты «шмона», я поинтересовался у майора, могу ли я забрать с собой продукты, привезенные из ИВС. Тот нахмурился, но потом, нехотя, согласился:

– Ладно, забирай!

Опять меня конвоировали по проволочному коридору. И вот мы подошли к большому одноэтажному бараку. Железная дверь. Конвоир долго барабанил в дверь, пока не подошел сержант и не отворил ворота.

– Принимай знатного гостя! – пафосно произнес конвоир и передал меня сержанту.

– Руки назад! Шагом марш вперед! – по команде я зашагал по длинному коридору, по обе стороны которого были расположены многочисленные камеры с железными дверями.

– Направо! Стоять лицом к стене!

По запаху сырой одежды, я понял, что мы попали в каптерку. О! Знакомые запахи для тех, кто служил в армии. По стенам висели разного цвета и размера куртки, бушлаты, на толстой батарее сохло стираное белье.

Сержант, как выяснилось позже, был старшим дежурным по корпусу. Внимательно изучив мое лицо, бросив беглый взгляд на мой костюм, туфли и рубашку, сержант дружески признался, что он частенько видел меня по телевизору. Поинтересовался, по какой статье я подозреваюсь.

В пахнувшей мылом и потом каптерке выдали мне соломенную подушку, матрац-рухлядь, дырявое одеяло, две простыни, наволочку. Я попытался отказаться от них, сказав, что они вовсе непригодны, заменить бы их на другие. Сержант согласился с моим недовольством и в приказном тоне попросил каптерщика найти матрац и одеяло посвежее. Вскоре со свежими постельными принадлежностями, свернутыми в рулон, я шагал вглубь коридора в сопровождении дежурного по корпусу. Было около 12 ночи. Конечно же, отбой объявлен давно. В коридоре горел приглушенный свет, по радио звучала тихая музыка.

Несмотря на ночь, сержант со страшным грохотом открыл все засовы и замки двери, на которой я увидел номер «612». Это раскатистое громыхание двери я воспринял как начало отсчета времени моего пребывания в тюрьме.

«Что же ждет меня за этой страшной и таинственной дверью?» – этот вопрос волновал меня больше всего, когда я стоял перед дверью камеры лицом к стене, повернувшись туда уже безо всякого напоминания сержанта.

Шагнул я в камеру и был поражен не столько вонью, сколько духотой и влажностью воздуха, который напомнил выгребную яму в душный осенний день после дождя. Я будто спустился в настоящий погреб. Камера площадью примерно пятнадцать на восемь метров сплошь была заставлена двухъярусными шконками. С потолка капала вода, на стенах – иззелена-синяя плесень, успевшая колонизировать практически все вокруг.

В камере горел ночной свет.

Предо мной предстало подобие человеческого месива. Кто-то стонал, кто-то кряхтел, кто-то храпел, громко выпуская воздух. В первый миг мне показалось, что я попал в огромную братскую могилу, куда сбросили полуживые трупы. Открывшаяся предо мной картина просто один в один была похожа на полотно Пабло Пикассо под названием «Склеп».

У меня закружилась голова, сознание пасовало перед такой явью тюремной камеры. А я все стоял у входа, не зная, что делать, куда идти.

Тут я собрал волю в кулак и вполголоса произнес:

– Салем, пацаны! – матрац, который у меня был зажат под мышкой, бросил на пол.

Тишина.

– Хотите кушать? – уже живее прозвучал усталый и осипший мой голос.

Тут из-под одеяла выскочила ватага пацанов, они прискакали к небольшому столу, который стоял у стены, куда я опустил целлофановый пакет с пищей. В нем были манты, вареная конина, хлеб, пару бутылок кока-колы.

Руку для рукопожатия не стал подавать. Природная осторожность предостерегала меня: знай, кому ее протягиваешь.

Парни сами один за другим протянули свои огрубелые руки и поздоровались со мной. Я назвал свое имя.

Не пытаясь казаться крутым, повидавшим немало в жизни, признался, что я в тюрьме первый раз. На воле не общался с сидевшими людьми, поэтому не знаю, как себя вести. Но буду следовать арестантским законам.

Видимо, мои слова произвели на молодых арестантов благоприятное впечатление. Исподволь глянул на пацанов, вижу – они довольны.

Буквально за пять минут они опустошили пакет.

Пацаны с шумом и восторженными возгласами вперебой поедали мое угощение, и тут за дверью раздался грозный окрик дежурного:

– Э-э, суки, почему не спим!? Бляди, я завтра покажу Вам кузькину мать!

Сокамерники в миг разбежались по шконкам.

Мне показали на нижнюю «шконку». Я начал устраиваться, не представляя, что эти грубые и измордованные парни через неделю станут для меня близкими и в какой-то мере родными.

Сосед по имени Сабыр, молодой парень двадцати лет, любезно помог мне разобраться с постельными принадлежностями. Когда разворачивали матрац, на пол со звоном полетели железная тарелка и кружка. Кто знал, что их сунули туда!? Костюм, рубашку и брюки, туалетные принадлежности пришлось повесить на гвоздь.

«Что будет, то будет! О, Аллах, дай мне сил выдержать и эту жизненную ситуацию. В моей жизни случалось немало трудностей, невзгод, но такой удар судьбы наваливался на меня впервые!» – такими буравящими мыслями терзался я.

Но усталость переборола меня. Уже засыпая, я вспомнил пару сур из Корана и тихо прошептал их. Вскоре крепкий, свинцовый сон налег на меня, заманил в свои объятия, камнем придавив до утра.

Сквозь глубокий сон вдруг я услышал протяжную команду «Подъем!». В первые секунды не мог понять, где я нахожусь. Увидев кровать над собой, решил, что опять загремел в армию.

Не хотелось просыпаться, прикрыл глаза, и я вновь погрузился в блаженный, утренний сон: некоторое время упивался усладой покоя, конечно же, это было приятное состояние души и тела. Однако вокруг меня начались суетливая возня, говор, громкое и протяжное зевание – это просыпались мои недоспанные сокамерники. Но я не спешил выбраться из постели.

И лишь после того, как донесся очередной грубый вопль «18-ая камера, блядь, подъем!», я быстро очнулся, и, оказавшись с глазу на глаз с явью тюремной камеры, спертым, душным воздухом, четко осознал – я нахожусь в тюрьме.

Обитатели камер зашевелились по-быстрому. Почти закрытыми глазами, они лениво вылезли из постелей и гуськом потянулись к единственной параше, чтобы справить утреннюю нужду. Я тоже направился туда, но, увидев длиннющую очередь, решил не терять времени, взялся заправлять постель. Сосед по шконке Сабыр, как уже опытный затворник, показал мне, как это делается. В заправке постели были свои нюансы, скажем, требовалось по-особому подоткнуть синие тонкого шинельного сукна одеяла под края куцых матрасиков, хорошенько его натянуть, аккуратно повесить вафельное полотенце.

В камере обитало восемнадцать арестантов. Дежурный по камере принес ведро с тряпками, каждый арестант мыл под своей кроватью. Оставшееся пространство пола протирал сам дежурный. Сокамерники то ли из-за уважения к моему возрасту – я был в два-три раза старше их, то ли из-за ночного угощения, вежливо предложили, чтобы я не беспокоился насчет уборки, не прикасался к тряпке.