Мишель Уэльбек - Карта и территория

Энтони слегка располнел с момента их последней встречи, да и куда ему деться, секреция тестостерона с годами снижается, а удельный вес жировых отложений, напротив, растет, он же как раз приближался к критическому возрасту.

Ольга неторопливо и с наслаждением вдыхала букет арманьяка, потом окунула в него губы – она чувствовала себя во Франции как рыба в воде, и глядя на нее, трудно было поверить, что ее детство прошло в многоэтажке на окраине Москвы.

– Почему, интересно, почти все модные шефы, – спросила она после первого глотка, – я хочу сказать те, которые у всех на устах, – геи?

– Ха-аа! – Энтони сладострастно потянулся на стуле, восторженным взглядом обведя зал своего ресторана. – Да-да, лапа моя, вот где собака зарыта, геи всегда о-бо-жали гастрономию, с самого начала, но никто и не заикался об этом, вообще ни-кто . Решающую роль сыграли, я думаю, три звезды Франка Пишона. Представь, транссексуал оторвал три мишленовские звезды, это ли не первый звонок! – Он сделал глоток и, казалось, погрузился в воспоминания. – А потом, само собой, – вскричал он с необыкновенным воодушевлением, – само собой, атомным взрывом, из которого разгорелось пламя, стал аутинг Жан-Пьера Перно [15] Жан Пьер Перно – французский телеведущий. !

– Да, кто б спорил, аутинг Жан-Пьера Перно – это, правда, было что-то с чем-то… – неохотно признал Жорж. – Но, знаешь ли, Тони… – продолжал он с шипящими интонациями записного задиры, – в сущности, не общество отказывалось смириться с поварами-геями, а геи никак не могли смириться с тем, что они повара. Вот, например, про нас с тобой в “Тетю” [16] “Тетю” – французский гей-журнал. не написали ни слова, первым заговорил о ресторане “Ле Паризьен”. В традиционных гейских кругах считалось, что стоять у плиты недостаточно гламурно. Для них это была просто стряпня , да, именно стряпня !

Джед вдруг интуитивно почувствовал, что явное раздражение Жоржа относится и к зарождающимся жировым складкам Энтони, что он и сам, видимо, начинает тосковать по своему темному докулинарному прошлом в коже и цепях , в общем, самое время было сменить тему. И Джед ловко свернул на аутинг Жан-Пьера Перно, сюжет очевидный и невероятный, он сам, рядовой телезритель, был, помнится, потрясен его фразой: “Да, вы правы, я люблю Давида”, произнесенной в прямом эфире перед камерами канала Франс-2, и полагал, что эти слова останутся незабываемым моментом в истории телевидения 2010-х годов. По этому поводу быстро установился консенсус, и Энтони в очередной раз разлил по рюмкам арманьяк.

– Я себя позиционирую прежде всего как телезритель! – в страстном порыве воскликнул Джед, чем заслужил удивленный взгляд Ольги.

Месяц спустя Мэрилин вошла в кабинет Ольги с сумкой, нагруженной больше обычного. Трижды высморкавшись, она положила перед Джедом объемистую папку на резинках.

– Тут вся пресса… – уточнила она, не дождавшись его реакции.

Он посмотрел на папку ничего не выражающим взглядом, но не открыл ее.

– И как? – спросил он.

– Замечательно. Все отписались.

Но особого восторга в ее голосе слышно не было. Под личиной этой женщинки с постоянно заложенным носом таилась настоящая воительница, специалистка по разведке боем : Мэрилин приходила в экстаз от запуска механизма и выхода в свет первой важной статьи. Но когда процесс уже шел сам собой, она вновь погружалась в тошнотворную апатию. Даже говорила все тише и тише, так что Джед едва расслышал: “ Все, кроме Пепиты Бургиньон”.

– Ну и вот… – грустно заключила она, – мне было приятно работать с вами.

– Мы что, уже не увидимся?

– Если я вам понадоблюсь, то конечно. У вас есть мой мобильный.

И она распрощалась, уходя навстречу неизведанному, впрочем, создавалось впечатление, что она тут же ляжет в постель и заварит себе травяной чай. Уже на пороге она обернулась напоследок и добавила угасшим голосом:

– Думаю, это один из самых оглушительных успехов в моей жизни.

И правда, авторы статей, как убедился Джед, просмотрев вырезки, были единодушны в своих дифирамбах. В современном обществе случается – несмотря на настырность журналистов в деле выслеживания и обнаружения зарождающихся модных тенденций, если не сказать в деле их создания, – что некоторые из оных тенденций развиваются анархично, самостийно и процветают, не дожидаясь, пока на них наклеют ярлык. На самом деле это происходит все чаще и чаще, с тех пор как интернет пришел почти в каждый дом, способствуя краху бумажных изданий. Растущий успех кулинарных курсов на всей территории Франции; недавнее появление региональных конкурсов на лучшее инновационное произведение в области колбасных и сырных изделий; массовый и неумолимый рост популярности пешеходного туризма и, наконец, аутинг Жан-Пьера Перно – все работало на новоиспеченный общественный феномен: во Франции, впервые после Жан-Жака Руссо, деревня вошла в моду . Казалось, французское общество благодаря центральным газетам и журналам внезапно осознало это в течение нескольких недель после открытия выставки Джеда. Мишленовская карта, ничем не примечательный предмет утилитарного назначения, стала за это время важнейшим инструментом приобщения к тому, что “Либерасьон”, не поперхнувшись, назвала “магией местного колорита”.

Кабинет Патрика Форестье, в окнах которого виднелась Триумфальная арка, был гениально задуман – путем нехитрой перестановки мебели он превращался то в кинозал, то в конференц-холл, а то и в салон для бранча, при площади всего-навсего семьдесят метров; еду разогревали в микроволновке, да и переночевать было где. Для приема Джеда Форестье выбрал опцию “деловой завтрак”: на журнальном столике посетителя ожидали фруктовые соки, выпечка и кофе.

Форестье встретил его, широко раскрыв объятия; он буквально сиял, и это еще слабо сказано.

– Я верил в вас… Я всегда верил в вас! – воскликнул он, что, если положиться на мнение Ольги, коротенько проинструктировавшей Джеда перед встречей, было, мягко говоря, преувеличением. – Теперь… нам надо “реализовать попытку”! – Он вдруг замахал руками, делая какие-то горизонтальные пассы, но Джед тут же догадался, что он изображает передачу мяча в регби. – Садитесь… – Они устроились на диванах вокруг столика; Джед налил себе кофе. – We are a team [17] Мы команда! (англ.) , – непонятно зачем добавил Форестье. – Продажи наших карт выросли на семнадцать процентов за последний месяц, – уточнил он. – Мы могли бы, и на нашем месте так поступил бы каждый, слегка повысить цены; но мы выше этого.

Он позволил Джеду в полной мере оценить полет коммерческой мысли, скрытый за таким решением, и продолжал: