Сару Брайерли - Долгая дорога домой

Как и всем детям в округе, нам с братьями приходилось проявлять изобретательность, чтобы добыть себе пропитание. Иногда просто сбивали камнями манго с чьего-нибудь дерева. Но бывало, ввязывались и в авантюру покрупнее.

Однажды, возвращаясь домой, мы решили пойти окольным путем через поля и наткнулись на большой курятник метров 50 в длину. Его охраняли сторожа с ружьями, но Гудду решил, что в него все равно можно безнаказанно запустить лапы. И мы придумали план: посидим в засаде, пока сторожа не пойдут гонять чаи, и тогда я проникну внутрь – я ведь мал ростом, не заметят. А Гудду и Каллу – за мной. Гудду велел нам подвернуть передние края рубашек и набрать как можно больше яиц, потом выскочить и нестись домой.

Из укрытия мы наблюдали за сторожами, выждали, пока они с работниками пойдут обедать лепешками роти, запивая их чаем масала. Нельзя было терять ни минуты. Я прошмыгнул внутрь и стал сгребать яйца. Подоспевшие Гудду и Каллу тоже принялись за работу. Но куры всполошились, раскудахтались и привлекли внимание сторожей. Они ворвались в сарай, оказавшись всего метрах в двадцати, и мы дали стрекача.

– Деру! – крикнул Гудду.

Мы кинулись врассыпную. В скорости охранникам было с нами не тягаться, а они, на наше счастье, не стали стрелять. Спустя несколько минут я понял, что удрать удалось, и спокойным шагом направился к дому. Увы, но забег яйца не перенесли. Из девяти целыми доехали всего пара, остальные только заляпали мою рубашку. Оказалось, братья меня опередили, и мама уже поставила на огонь сковороду. Спасти удалось десяток яиц – достаточно, чтобы всех накормить. Я коршуном наблюдал, как мама положила первую порцию на тарелку Шекилы, и не удержался – схватил кусок и бросился вон, не обращая внимания на оглушительный плач сестры.

В другой раз я рано проснулся от голода, но обнаружил, что дома ни крошки. Вспомнил, что приметил неподалеку поле недозрелых помидоров и отправился туда в надежде утолить голод. Утро было прохладным, и я так и пошел, завернувшись в одеяло. Добравшись до поля, протиснулся в дырку в ограде с колючей проволокой, и спустя мгновение уже срывал помидоры, заодно уплетая часть прямо на месте, впиваясь в терпкую мякоть. Вдруг раздался громкий свист, и я увидел пять-шесть парней, несущихся ко мне через поле. Я стремглав бросился к ограде и юркнул в дыру, понимая, что для них она окажется слишком мала. И тут столь ценное для меня красное одеяло зацепилось за колючую проволоку. Преследователи нагоняли, так что ничего не оставалось, кроме как бросить его. Когда я вернулся, мама обрадовалась принесенным помидорам, но из-за одеяла мне сильно влетело. Однако она не побила меня, как сделали бы большинство родителей на ее месте; она никогда не поднимала руку ни на одного из нас.

А в другой раз попытка достать еду чуть не стоила мне жизни. Я подрядился перетащить по главной улице десять крупных арбузов до развала на городском рынке. Торговец пообещал немного денег, а я надеялся, что он еще и угостит меня кусочком, когда я управлюсь. Но арбузы были большими, а я – маленьким, и на оживленной улице не успел увернуться. И вот я уже лежу на выпачканной смолой дороге, из головы сочится кровь, а валяющийся рядом арбуз превратился в алое месиво. Повезло, что сама голова также не раскололась, – я попал под колеса мчавшегося мотоцикла. Нога тоже болела. Мотоциклист меня пожалел и довез до дома. Я проковылял внутрь. Мама чуть с ума не сошла, тут же отвела к доктору, и меня перебинтовали. Не знаю, как она с ним расплатилась.

Чем старше становились братья, тем меньше времени они проводили в Гинестлее – осваивали новые охотничьи угодья, спали на вокзалах и под мостами. Изредка наш дервиш, Баба, присматривал за мной и Шекилой в мечети или брал меня на реку рыбачить с помощью длинной бамбуковой палки и лески. В остальное время за нами приглядывали соседи либо мы оставались с Гудду в ресторане, где он драил в тазу кастрюли и сковородки.

Рассказ получился невеселый, но, думаю, мы были вполне счастливы, хотя, конечно, мечтали о лучшей жизни. Часто по утрам я первым делом отправлялся к местной школе, слоняясь у ворот, смотрел, как идут ученики в форме, и мечтал стать одним из них. Но семья не могла себе позволить отправить меня в школу. Я немного стыдился своей бросавшейся в глаза неграмотности. Не умел ни читать, ни писать, слов тоже знал мало, а потому говорил односложно и редко.

Больше всего я был привязан к сестренке Шекиле. Когда малость подрос, стал о ней заботиться. В мои обязанности входило присматривать за ней, кормить и купать. Мы спали на одной кровати, а когда просыпались, я приносил все, что только смог раздобыть на завтрак. Мы вместе играли в «ку-ку» и прятки. Шекила была такая маленькая и очаровательная! Ей тоже нравилось проводить со мной время, и она бегала за мной хвостом, а я ее защищал и всегда был готов кинуться на помощь, если кто-то ее обижал. Я ни о ком так не заботился, как о Шекиле, и проявлял всю ответственность, на которую только способен такой маленький ребенок. Хотя старшим был Гудду, Каллу относился к нему примерно так же. Временами Гудду брался за некоторые подработки, чтобы помочь семье, и Каллу заботился о нем, как об одном из наших добытчиков. Младший брат следил за тем, чтобы старшему всегда хватало еды, а если тот не приходил домой – за тем, что он спит в безопасном месте. Отца у нас не было, мама часто была на заработках, так что приходилось заботиться о себе самим.

Большую часть времени я проводил в доме или нашем дворе. Целыми днями сидел на земляном полу в одиночестве, не особенно прислушиваясь к разговорам, наблюдая за жизнью вокруг, а рядышком спала Шекила. Иногда присматривавшие за нами соседи разрешали мне отойти немного подальше, чтобы насобирать хвороста для очага, и тогда я притаскивал охапки и сбрасывал их у стены. Временами удавалось заработать монетку, пайсу, а то и две, на леденец, помогая местному лавочнику перетаскать деревянные рейки. Их следовало складывать за оградой у входа в магазин. Но чаще я просто сидел один во дворе. Телевизора или радио у нас не было. Книг и газет тоже, хотя я, конечно, и прочесть их все равно бы не смог. Вот такое нехитрое существование.

Рацион наш тоже был прост: лепешки роти, рис и похлебка дал, в которую изредка добавляли немного овощей, если получалось их раздобыть. В наших местах фрукты выращивали, но они считались роскошью, и их обычно продавали за наличные. Деревьев же, откуда фрукты можно было стянуть, в округе было немного. Как и городские огороды, их хорошо охраняли. Мы настолько привыкли к голоду, что уже сроднились с ним.

Днем ребята из школы выходили поиграть после уроков, и меня отпускали гулять с ними. Иногда мы играли в крикет на любом свободном клочке земли. Еще мне нравилось ловить бабочек, а когда темнело – светлячков. А кроме того, я обожал запускать воздушных змеев. Их мастерили из того, что было под рукой: бумаги и палочек, – но даже на самого простого нужно было немного денег. Так что, если мне хотелось себе воздушного змея, приходилось высматривать застрявшего на дереве и лезть за ним, насколько опасным бы это ни было. Зато можно было устраивать захватывающие воздушные битвы. Для этого нить облепляли песком, и она могла перерезать нити соперников. Если сделать это удавалось, змей неприятеля улетал. Еще дети играли в шарики, но чтобы купить шарик, нужны были деньги.