Вячеслав Репин - Звёздная болезнь, или Зрелые годы мизантропа

Небольшая и добротно меблированная студия, только что после капитального ремонта, находилась на последнем этаже старинного здания, в одной из тихих улочек восемнадцатого округа. С большого балкона открывался вид на озелененный сквер. Два окна выходили во внутренний двор, такой же тихий, погруженный в тень деревьев, наполненный, как и сквер, шелестом листвы.

Петр оформил гарантийные письма и внес предоплату за три месяца. В тот же вечер через Сильвестров он передал Марте чек на пятьдесят тысяч франков, в счет восьми тысяч, которые собирался выделять ей каждый месяц, и только теперь почувствовал, что гора свалилась с плеч. Но не прошло и двух дней, как на него обрушилось неожиданное известие: вселяться в новую квартиру Марта не собиралась. Она отказывалась от каких-либо переговоров и от «сделок» – так она назвала попытки обустроить ее жизнь вне Гарна. В доказательство своей непримиримости Марта вернула почтой переданный через Сильвестров чек, разорванный на кусочки, и как-то днем, в рабочее время, наведалась в Гарн, воспользовалась имевшейся у нее связкой ключей и вывезла все свои вещи.

Вскоре после этого ему стало известно и другое: Марта будто бы живет с актером, с тем самым глуповатым циником, которого актриса Бельом несколько месяцев назад перезнакомила со всем Гарном, устроив у себя в саду вечеринку, для большинства закончившуюся похмельем. Новость удивляла не только Петра. Она озадачивала уже тем, что новый сожитель Марты имел репутацию мужчины, безразличного к слабому полу.

В следующие выходные, в субботу, Луиза предупредила о своем приезде необычно ранним утренним звонком. Неестественно конфиденциальным тоном она осведомилась, не будет ли «обузой», если останется в Гарне на два дня «с ночевкой», и попросила ее не встречать…

В двенадцатом часу от въезда в поселок с шоссе донесся необычный рев автомобиля, какой бывает, когда неисправен глушитель. Уже по одному этому реву, для Гарна непривычному, Петр догадался, что едут к нему.

Он вышел к воротам и увидел на аллее помятый «ситроен-DS», выруливающий к его воротам. Из-за грязного лобового стекла ему замахала рукой Луиза. За рулем сидел Робер.

Почти старинная развалюха со скрипом остановилась перед калиткой. Племянница вылезла из машины с пакетами и тут же их рассыпала под колеса «ситроена».

Прежде чем собирать раскатившиеся по земле груши, сливы и апельсины, Луиза принялась стряхивать с себя пыль, виновато и с каким-то непонятным восторгом глядя на Петра через темные очки.

На ней было новое короткое платье, очки с белой оправой и мужская, не по размеру, майка – по-видимому одолженная.

Укоризненно качая головой, Петр разглядывал рыдван. «Ситроен» давно утратил признаки цвета. Ржавчина проела крылья и края капота.

– Да как вам удалось на нем доехать?.. Куда смотрит полиция? – посетовал Петр.

– Честно говоря, думала – всё, не дотянем.

Племянница сняла очки, по-женски деловито осмотрелась вокруг, сделала шаг вперед и дала прильнуть к своим щекам.

– Видел бы твой отец… Он бы меня…

– Да папу уже не удивишь. Брат и не на таких колымагах заявлялся домой.

– На какой свалке вы его подобрали?

– Ничего себе – подобрали! Робер пять тысяч угрохал. И утверждает, что даром досталось.

– Пять тысяч? За такую развалину?

– Не верите?.. Да еще полдня торговался где-то в кафе. Сейчас он сам расскажет. Робер! Ну что ты застрял? Иди сюда, вылезай давай! С тобой ведь здороваются.

– Привет загородной буржуазии! – бросил тот, высунувшись из машины. – Иду-иду… Я тут одну штуку забыл прикрутить.

– А что Джимми? – спросил Петр.

– Тимми? – Луиза скользнула по нему быстрым взглядом. – На хлеб сегодня зарабатывает… Не в пример некоторым.

– Он работает?

– Кельнером. В американском баре. Вы бы видели… На него просто так ходят полюбоваться.

Выбравшись из машины, Робер вытер пятерни о грудь и протянул руку для рукопожатия:

– Пардон, Пэ, за вторжение. Как успехи? Всё цветочки стрижете?

Пожав гостю руку, Петр присел на корточки и стал собирать рассыпанные племянницей фрукты…

Вещи были внесены в дом. И уже в гостиной, предложив обоим по стакану воды, Петр стал излагать программу на день, которую успел составить, пока дожидался. На обед лучше всего было поехать в местный ресторан, недавно открывшийся в соседнем поселке. Сам он в нем побывать еще не успел, но соседи ресторан расхваливали. После обеда, по пути домой можно было сделать покупки, а затем прогуляться по лесу – на великах или пешком. А вечер же Петр предлагал провести на теннисных кортах.

Лес и корты племянница одобрила. Но ехать обедать в незнакомое место ей не хотелось. Луиза предпочитала накрыть стол в саду и даже взялась сама приготовить обед. А пока лучше было съездить за покупками в Дампиерр, через который они только что проезжали.

Намерение племянницы заняться обедом было неожиданностью, Петр еще ни разу не видел, чтобы она готовила, и он согласился не раздумывая.

Луиза поднялась в свою спальню и вернулась не переодевшейся, а перенарядившейся. Теперь на ней было более темное легкое платье, серые прозрачные колготки и черные полумужские туфли. Робер, поднявшийся на этаж следом за ней, запропастился. Они дожидались его в гостиной. Потом в коридоре. А затем, чтобы не топтаться в передней, Луиза предложила выйти на улицу.

Они сели в «БМВ», развернули машину, выехали на аллею и опять ждали, уже вопросительно переглядываясь, когда Робер, наконец, появился на выходе. Приблизившись к машине, тот стал вдруг умолять, чтобы они пересели в его рыдван: он всё еще не успел в нем что-то опробовать, и лучше было сделать это не на трассе, а на обычной дороге. К мольбам Робера вдруг присоединилась Луиза, перед приездом она ему что-то наобещала. Петр скрепя сердце сдался…

Робер вел посвистывая, вцепившись в руль прямыми руками, на поворотах подавал плечами то влево, то вправо. Вести машину по ровному шоссе с живописным пейзажем доставляло ему удовольствие. Сидя сзади, в центре сиденья, Петр с опаской следил за дорогой и не мог найти себе удобного положения. Пружина, торчавшая из спинки сиденья, мешала занять правую половину. Левая же оказалась завалена тряпьем, какой-то макулатурой. На ухабах машина дребезжала, и появлялся запах пыли.

Дав «ситроену» из его последних лошадиных сил одолеть главный местный подъем, Робер сбросил скорость. Рев двигателя наконец ослаб. Ровная, темная гладь дороги теперь плавно увлекала за собой вниз. Шоссе на спуске петляло, и лицо Робера приобрело выражение юношеской восторженности.

В этот миг двигатель издал непонятный звук, под капотом что-то дрогнуло, и повисла тишина. «Ситроен» катился вниз по спуску с заглохшим двигателем. Странновато шелестели одни шины.