Рэйчел Бинленд - Флоренс Адлер плавает вечно

– Геллер. Она медсестра в акушерском отделении. Та еще сплетница. Коротышка и толстушка с гнусавым голосом. Она училась в школе вместе с Флоренс и никак не может перестать об этом болтать.

– Осторожнее – или она услышит.

– Мне плевать. Ты бы слышала, как она кудахтала над Флоренс пару дней назад, – сказала Фанни. Она изобразила Дороти: «Вот это финт, Флоренс! Сплавать вокруг целого острова! Чем же ты займешься теперь?»

– Она действительно так разговаривает?

– Да. И Флоренс не могла наслушаться.

Мать посмотрела в окно. Она вообще слушала Фанни?

– Чем Флоренс сегодня занята? Почему не пришла с тобой? – спросила Фанни, прекрасно понимая, что поддразнивает сестру. Флоренс умела дуться не хуже сестры, и Фанни знала, что она не придет навестить ее так скоро после ссоры. Девушке было интересно, что Флоренс рассказала матери о своем последнем визите – и сказала ли что-то вообще. Эстер знала, что они поругались?

Эстер кашлянула.

– Она отправилась плавать. Со Стюартом.

– Она только и знает, что плавать.

Эстер подошла к туалетному столику и, стоя спиной к Фанни, начала перекладывать щетки для волос и крем для лица, пока порядок ее не устроил. Флоренс наверняка рассказала свою версию истории Эстер, может, даже привлекла мать на свою сторону. Это было очевидно. Мать Фанни едва могла встретиться с ней глазами.

– Я просто предложила, чтобы она отложила поездку, а не отменила ее. Я думала, она хотела бы быть рядом.

– Конечно, хотела. Хочет.

Эстер начала заново складывать уже сложенную простыню в изножье кровати, расправляя уголки и заломы. Иногда находиться рядом с матерью было тяжело. Эстер всегда чем-то занималась, всегда двигалась. И ее дом на Атлантик-авеню, и квартира над пекарней всегда безукоризненно прибраны. Она была талантливой поварихой и заслуженной портнихой, слишком разборчивой, чтобы нанять помощь, даже когда они с Джозефом могли это себе позволить. Фанни не могла утверждать, что когда-либо видела ее расслабляющейся с журналом в руках.

Даже в лучшие дни Фанни не могла сделать и половины того, что успевала мать. Фанни подавала Айзеку и Гусси пережаренное мясо и разваренные овощи и едва справлялась с пылью – что уж говорить о стирке. По вечерам, когда Айзек спрашивал, как она провела день, Фанни хотела бы перечислить целый список дел и домашних достижений, но, по правде, случались времена, когда она вовсе не вставала с дивана. Фанни так часто чувствовала себя заваленной – она даже не знала, чем, – что начинала задумываться, осталась ли у нее связь с той девчонкой, которой она была до свадьбы.

– Получается, Флоренс не хочет иметь ничего общего со мной – или ребенком, – сказала Фанни Эстер.

– Не говори глупостей.

– Ну, я не понимаю, зачем ей лететь во Францию в июле, когда мне рожать в августе.

– Твоя сестра любит тебя. Она обожает Гусси, – сказала мать и после паузы добавила: – И этого ребенка будет обожать.

Фанни даже не собиралась, но начала плакать. Она теперь так часто заходилась слезами, что иной раз тяжело было понять почему.

– Фанни, дорогая.

– Не знаю, что на меня нашло. Думаю, это оттого, что я заперта в больнице. Все веселье проходит мимо меня, – сказала она, указывая на окно и мир за ним.

Эстер обошла кровать, тяжело опустилась на нее и обняла Фанни. Она тихо прошептала в волосы дочери:

– Ты не пропускаешь ничего срочного.

Эстер ушла из больницы, когда солнце уже начало садиться.

Из окна Фанни было видно, как к ужину местные расходятся с пляжа по домам. Через несколько часов Набережная наполнится отдыхающими. Фанни глубоко вздохнула, зная, что до следующего обеда, а то и позже, она не увидит ни Айзека, ни кого-либо другого.

С одной стороны, в больнице было приятно отдохнуть от домашних дел. Фанни больше двух недель не готовила, не убиралась и не ходила за покупками. Она прочитала три книги, за которые собиралась взяться еще с прошлого лета.

С другой стороны, Фанни не чувствовала себя хозяйкой собственной жизни. Больничный персонал тыкал ее без разрешения и извинений, она ела то, что ей приносили на подносе, а семью и друзей видела, лишь когда они снисходили навестить ее. Кроме этого, оставалось и самое большое ее опасение – жизнь в больнице ничем не предохранит ее от ранних родов.

Фанни пробежалась пальцами по животу. Она чувствовала себя бессильной, но одно она могла сделать. Могла решить вопрос с Флоренс.

Отношения Фанни с сестрой никогда не были гладкими, ведь их разделяли семь лет. Она всегда старалась стать хорошей старшей сестрой, но иногда казалось, по крайней мере, Фанни так думала, что у нее и Флоренс были совершенно раздельные детства. К тому времени, как Флоренс пошла в среднюю школу, Фанни ее уже окончила. Когда Флоренс билась за кубок показательного заплыва, Фанни уже перестала участвовать в соревнованиях по плаванию. И когда Флоренс с головой бросилась в Уэллсли, Фанни казалось, что от сестры она находится гораздо дальше, чем в трехстах милях. Она представляла, какими скучными видятся Флоренс детали ее жизни, описываемые во все более редких письмах.

Дело было не только в разнице в возрасте. Случайный порядок рождения определил им совершенно разных родителей. В 1907-м, когда родилась Фанни, Джозеф и Эстер только пытались запустить «Пекарню Адлера». Джозеф дневал и ночевал в магазине, и поскольку он едва мог оплачивать собственный труд, не то что наемных сотрудников, Эстер часто стояла за кассой. Свои ранние годы Фанни провела на кухне пекарни, стараясь держаться подальше от горячих кастрюль и спешащих ног. Когда Джозеф начал нанимать пекарей и их помощников, одной из их неофициальных обязанностей стало развлечение его единственного ребенка. Они выдавали Фанни маленький кусочек теста и скалку и ставили к работе.

Когда Флоренс увидела свет в 1914-м, дела шли совсем по-другому. Эстер была безмерно рада ее появлению – она уже давно потеряла веру, что сможет зачать еще одного ребенка. Дела в пекарне шли хорошо, и за исключением года, что Джозеф провел с Союзниками на Восточном фронте, он поощрял Эстер больше времени проводить дома, наслаждаясь младенчеством дочери. Фанни прибегала из школы домой, где Эстер кормила бананом сидящую на высоком стульчике Флоренс или укачивала ее. Когда могла, она присоединялась к матери, дивясь пухлым ножкам сестры или позволяя ей жевать свои маленькие пальчики. Даже сейчас, в двадцать, Флоренс оставалась для всех ребенком. И если мать уже приняла сторону Флоренс, Фанни знала, что не сможет ее переубедить. Нет, лучше было решить вопрос напрямую с Флоренс.

Фанни отбросила одеяло и выбралась из кровати. На мгновение она почувствовала головокружение – сколько часов назад она вставала и двигалась? Она оперлась рукой о матрас, чтобы восстановить равновесие. Когда комната перестала кружиться, она медленно направилась к туалетному столику, где Дороти этим утром разложила ее вещи. Она нашла бумагу и перьевую ручку в верхнем ящике и вернулась к кровати.