Катарина Фолкмер - Еврейский член

Вы точно не хотите ответить на звонок, доктор Зелигман? Я совершенно не против. Мне нравится слушать ваш голос, у вас в отличие от меня такой чудесный английский выговор, такой интеллигентный, без снобизма. Может, там что-то срочное или ваша жена. На столе фото вашей жены, доктор Зелигман, или вашей мамы? Про некоторых мужчин непонятно, кому принадлежит их сердце, но мне представляется, что вы из тех счастливо женатых мужчин с глажеными пижамами, которые даже представить себя несчастными не могут. К тому же вы из сурово преследуемого меньшинства, поэтому, я уверена, у вас много детей, они – ваш способ протеста, я это понимаю: должно быть, вы очень гордились собой, когда ваша жена забеременела, ведь столько людей прикладывали усилия, чтобы подобного не случилось. Так что в некотором смысле вы на меня похожи: во время оргазма тоже думаете о Гитлере, я шучу, вы наверняка думали о цветах или о том, какая у вас красивая жена, а еще я уверена, что все было очень благопристойно. Но не кажется ли вам, что держать на рабочем столе чей-то портрет – это как-то по-собственнически? Разве обожать кого-то, особенно женщину, не то же самое, что похоронить ее заживо в вашей версии происходящего? Я всегда чувствовала, мужчины не способны любить женщин за то, какие они есть на самом деле, поэтому превращают их в кексы, точнее в пирожные – знаете, такие жуткого вида штуки, которые немцы называют Torte. Нечто мило украшенное, что продержаться несколько дней поможет, семью накормить, но купишь его, только если оно идеально. И в какой-то момент они стали называть эту тиранию любовью. Нет, я понимаю, никто не любит уродов, но мне кажется натяжкой считать это позитивным чувством в противоположность тому, над чем мы все должны работать, как, например, над осознанностью и отказом от пластиковых трубочек для коктейля. Вы только посмотрите на женщин на их свадебных фото, а потом представьте себе ужасное немецкое пирожное в толстенных слоях сливочного крема, изначально придуманное для того, чтобы помогать пенсионерам умирать побыстрее, и всех этих мужчин в костюмах, улыбающихся очередной женщине, которая попалась на удочку и позволила превратить себя в хорошенькую штучку, боящуюся даже шевельнуться, не то вдруг какое украшение отвалится или кто заметит, что она не от рождения такая. Что под этим лицом есть еще одно лицо и сердце бьется под слоями белой ткани, напоминающей о вроде бы давно позабытой тирании невинности и о поколениях женщин, которые отказывались от свободы ради одного дня в жизни, когда можно искренне верить, что все присутствующие мечтают трахнуть только тебя и всё это о тебе, а не о порабощении твоего духа. Доктор Зелигман, ведь любить кого-то так – это примерно как развлекаться с одной из секс-машин господина Шимады или с мертвым телом, то есть с кем-то беззащитным и неспособным опровергнуть то, что о нем говорится. Еще меня очень удручает, что не принято плохо говорить о мертвых: по-моему, так мы стали бы ближе к самим себе и к своей истории, нам не приходилось бы поддерживать миф о том, какими красавицами были наши бабушки, а усы отрастили только к старости, могли бы и признать, что их поросль на верхней губе никогда не уступала кошачьей. Мне очень жаль, что нас принуждали гордиться вещами, лишенными потенциала. Но я уверена, что вы, доктор Зелигман, никогда не пытались удушить свою жену лавиной сливочного крема. Быть может, вы вообще человек романтического склада, не смотрите порно и никогда не предаетесь мечтам о пороках, которые вполне могли бы себе позволить при вашем-то доходе.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Freudenstadt – город радости (нем.).