Катарина Лебедева - Шесть дней до счастья

День 1

Утро было туманное. За окном ничего не было видно. Кроме веток сосны, которые упирались в самое стекло. Я проснулся с диким чувством голода.

Казалось, я не ел больше суток, хотя я точно помню, что поужинал плотно. Как всегда, видимо я снова лунатил. Не могу понять, как тело, находясь на расстоянии в триста восемьдесят четыре тысячи километров, может влиять на меня. Но факт остаётся фактом, пусть я и не особо верю в него. В последнее время я всё чаще брожу по ночам. Об этом свидетельствуют тёмные круги под глазами, и моя вечная усталость. Сначала меня останавливала закрытая входная дверь, но вскоре я начал оставлять грязные следы на паркете. И в этом нет ничего весёлого. Я посмотрел на фотографию, висящую справа на стене моей комнаты. Оттуда на меня глядели четверо. Мама – светловолосая, голубоглазая, с ямочками на щеках, папа – загорелый, темноволосый, зеленоглазый, и два мальчугана не похожие ни на одного из родителей, но как две капли воды похожие друг на друга.

Да-да, у меня был брат близнец. Почему был? Да потому что он пропал год назад. Почему я так спокойно об этом говорю? Потому что я не верю в его … ну, вы поняли.

Может я чувствую. Говорят, же, что у близнецов связь там какая-то. Логично, мы же братья.

Утром семнадцатого августа он ушел на пробежку и не вернулся.

Первое время я ждал его на нашем месте. В любую погоду. Но простояв час под ледяным дождем или ветром, я возвращался домой мокрый, замерзший и никогда счастливый. Меня пытались гипнотизировать, но оказалось я не восприимчив к гипнозу, меня допрашивали детективы или как их там называют, и было ещё много всего, о чём мне не хочется вспоминать, ведь ничто из этого не вернуло мне брата.

Я до сих пор виню себя в том, что он исчез. Что если бы я не болел тогда, а, как обычно, вышел на пробежку вместе с ним? И он был бы сейчас дома, и мы как всегда спорили бы о том, куда пойти после занятий или из-за бесконечной путаницы, подшучивали в очередной раз над учителями и друзьями. Может, стоит винить грипп? А, впрочем, не важно. Но, именно тогда я начал ходить во сне. И теперь, когда моя жизнь разделилась на «до» и «после», мне тяжело вспоминать то время, когда я был целым и счастливым.

У меня долго получалось скрывать от родителей этот удручающий факт. (Долго, конечно, понятие относительное. Точный срок – два месяца.) Но я скрывал бы его ещё дольше, если бы не начал забредать настолько далеко от дома, что однажды утром проснулся под деревом и был вынужден идти босиком через лес, прилегающий к дому. Тогда-то мне не удалось скрыться от маминых глаз. И масса новых анализов, докторов и прочих «доброжелателей», внедрилась в мою, и без того весёлую, жизнь.

Сегодня семнадцатое августа – прошёл ровно год. Год без него. Целый год. Всего лишь год?

Я сделал глубокий вдох и выдохнул так, как выдыхают люди, разочаровавшиеся в жизни. Может быть. Подобрав одеяло с пола, я заметил ещё одно напоминание о моих ночных похождениях. Мои руки были покрыты засохшей грязью, а под ногтями виднелся песок, странного белого цвета. Ноги были примерно в таком же состоянии. Медленно поднимаясь с постели, я чувствовал боль в мышцах, за год уже ставшую привычной. Я сделал последнее усилие, и, наконец, добрался до ванной. Душ был моим вечным спасителем. Я вообще его утром чаще принимаю, иначе смысла нет…

Я смывал эту ночь, и мог забыть о ней, до наступления следующей.

Горячие капли барабанили по телу, а я смотрел, как вода утекает в слив и уносит меня куда-то вместе с песком. Все мысли закрутились вокруг меня и испарились. Я снова остался один.

Лишь одиночество никогда не покидало меня, либо у него не было выбора, либо я его любимчик.

Пустота окружила меня, её не теснила вода, стекающая с моих плеч, она шептала свои насмешливые стишки, и зазывала к себе. Но куда ведёт пустота? И как возможно её существование? Я боролся с ней мокрыми руками, но чувствовал, что это не равный бой.

И если снаружи была пустота, то внутри готовился ядерный взрыв и свинцовые стены удержат этот яд, но убьют всё живое. Сегодня было не самое лучшее моё утро. Одно из тех, когда я возвращался в свою любимую депрессивную кому. И всё потому, что мне надоело жить, не отвечая за своё тело.

Интересно, как далеко я могу зайти, и не будет ли это для меня однажды последней прогулкой?

Я выключил горячую воду. Обжигающая волна разошлась по коже. Холодно, да плевать, я хоть немного отвлекся. Когда твой мозг отвлекается на такие физические явления, как, например, холод, тебе ничего больше не остаётся, кроме как думать об этом явлении.

Я выключил второй кран и опёрся рукой о холодный кафель.

Пока с меня стекала вода, я понял, что с этим нужно что–то делать. Что именно, и с чем – с этим, я не имел понятия, но сейчас это было не главное. Мне нужно занять чем-то свою голову. Глупая луна. Как ты можешь, так поступать с людьми? Тебе наверняка плевать на мои скитанья под тобой или тебе даже нравится это? У тебя есть время подумать над своим поведением, пока я ищу способ избавиться от тебя. Между тем, занятый мыслями о своём спасении или уничтожении, я совершенно забыл о голоде. Но после бодрящего душа, он врезался в мой живот с двойной силой.

На часах было девять. Я решил, что пострадать и поплакать в подушку, можно и после завтрака. Всё-таки я ещё жив, хоть и устал мертвецки.

Тогда, не долго думая, я высунул из душевой кабины одну ногу и поставил на резиновый коврик с таким же ворсом. Моя нога мгновенно покрылась мурашками и волосы по всему телу встали дыбом.

Брр. Я встряхнулся, и встал на коврик целиком, разбрызгивая воду по всей ванной. Мне на секунду показалось, что этот день всё же можно исправить, но только на секунду. Я сделал ещё один шаг с коврика на голый кафель, и кафельный узор стен, пролетел перед моими глазами, а полотенце, за которым я тянулся, пропало из виду. В глазах замелькали звезды, и я сомкнул веки в надежде на избавление.

Поскользнулся на воде, которую сам и разбрызгал. Прекрасно. Теперь-то некого винить.

Прошла пара секунд прежде чем я понял, насколько сильно стукнулся головой. С трудом поднявшись, я уставился в запотевшее зеркало, облокотился о раковину, и рукой, которой до этого держался за голову, протёр испарину. Вниз по стеклу побежали бледно-красные струйки воды, смешанные с кровью. Не только рука и зеркало побагровели, но и пол, в том месте, где приземлилась моя голова, и, собственно, моя голова.

Решив сегодня не вытираться, я с презрением глядя на полотенце, выскочил в комнату, шлёпая мокрыми лапами по полу. Именно лапами, потому что лапу, сорок пятого размера, нельзя назвать «маленькой ножкой», да, и вообще ножкой. Решительно могу сказать, что ростом я пошёл в отца. Метр восемьдесят восемь сантиметров. При том, что папа на шесть сантиметров ниже меня. Вот такой я, какой есть, другим не стану. Потому падение с высоты собственного роста для меня – достаточно болезненно. А в остальном, я, как все семнадцати летние парни.