Томми Ориндж - Там мы стали другими

– Я все еще боюсь темноты, – задумчиво произнес он, словно хотел сказать что-то еще. Но, пока я гадала, послышался крик. Кричала Джеки. Я отпустила руку Рокки и поспешила в ту сторону, откуда доносились вопли. Я уловила слова « чертов ублюдок» и остановилась, оглянувшись на Рокки, мол: И чего ты ждешь? Рокки отвернулся и побрел обратно к лодке.

Когда я нашла их, Джеки уже удалялась от Харви и через каждые несколько шагов наклонялась, подбирала камни и обстреливала его. Харви, вдрызг пьяный, сидел на земле с бутылкой на коленях и тяжело мотал головой. Тогда-то я и заметила сходство. Ума не приложу, как же до меня раньше не дошло. Харви был старшим братом Рокки.

– Пошли, – сказала мне Джеки. – Кусок дерьма, – бросила она и сплюнула на землю в сторону Харви. Мы поднялись по склону холма к лестнице, что вела к воротам тюрьмы.

– Что случилось? – спросила я.

– Ничего.

– Что он сделал? – не отставала я.

– Я сказала ему, чтобы он этого не делал. А он опять за свое. Я велела ему остановиться. – Джеки с силой потерла глаз. – К черту все, ерунда. Ладно, идем. – Она ускорила шаг.

Я пропустила Джеки вперед. А сама остановилась и взялась за поручень на самом верху лестницы, что тянулась рядом с маяком. Я думала обернуться, отыскать взглядом Рокки, но услышала, как сестра кричит, чтобы я догоняла.

Когда мы вернулись в наш тюремный блок, мама спала. Ее поза показалась мне странной. Она лежала на спине, хотя всегда спала на животе. И сон был слишком глубоким. Мама расположилась так, словно и не собиралась засыпать. А еще она храпела. Джеки ушла в камеру напротив, а я скользнула под одеяло и легла рядом с мамой.

Снаружи поднялся ветер. Мне было страшно и неуютно от всего происходящего. И что мы забыли на этом острове? Но стоило мне закрыть глаза, как я сразу провалилась в сон.

Я проснулась рядом с Джеки. В какой-то момент она заняла мамино место. Солнце заглядывало в окно, разбрасывая решетчатые тени на наших телах.

Изо дня в день мы слонялись без дела, разве что выясняли, какую еду и когда подадут. Мы оставались на острове, потому что не имели выбора. У нас не было дома, как и жизни, к которой можно вернуться; не было надежды на то, что выполнят наши просьбы, что правительство сжалится над нами, пощадит наши глотки, присылая на остров лодки с провизией и электриками, строителями и подрядчиками, чтобы привести это место в порядок. Но шли дни, и ничего не менялось. Лодки приходили и уходили, доставляя все меньше и меньше припасов. Однажды случился пожар, и я видела, как люди выдирают медную проволоку из стен зданий и тащат тяжелые мотки к лодкам. Мужчины выглядели все более усталыми и все чаще пьяными, а женщин и детей вокруг становилось все меньше и меньше.

– Нам надо выбираться отсюда. Вы, девочки, не волнуйтесь, – сказала нам мама однажды ночью из своего угла камеры. Но я больше не доверяла ей. Я не понимала, на чьей она стороне, и вообще существуют ли еще какие-то стороны. Может, остались лишь те, что у скал на берегу?

В один из наших последних дней на острове мы с мамой отправились на прогулку до самого маяка. Она сказала мне, что хочет посмотреть на большой город. И еще хочет мне что-то рассказать. В те последние дни вокруг все так же бегали и суетились люди, словно наступал конец света, но мы с мамой сидели на траве как ни в чем не бывало.

– Опал Виола, малышка. – Мама поправила мне волосы, убирая за ухо выбившиеся пряди. Она никогда, ни разу в жизни, не называла меня малышкой. – Ты должна знать, что здесь происходит, – продолжила она. – Ты уже достаточно взрослая для этого, и мне жаль, что я не рассказала тебе раньше. Опал, запомни, что нам никогда не следует отказываться от своих историй и даже самым маленьким нужно их услышать. Мы все оказались здесь из-за лжи. Они лгали нам с тех пор, как пришли на нашу землю. Они лгут нам и сейчас!

То, как она произнесла «Они лгут нам и сейчас!», испугало меня. Как будто эти слова таили в себе два разных смысла, одинаково мне неведомых. Я спросила маму, что это за ложь, но она просто посмотрела вдаль, на солнце, и ее лицо исказилось. Я не знала, что мне делать, кроме как сидеть и ждать продолжения разговора. Холодный ветер дул нам в лицо, заставляя жмуриться. С закрытыми глазами, я спросила маму, что мы будем делать. Она ответила, что мы можем делать только то, что в наших силах, и что чудовищная машина в лице правительства не намерена замедлить ход и обернуться, чтобы оценить все случившееся. Исправить положение дел. Поэтому все, что мы можем сделать, так или иначе связано с возможностью понять, откуда мы пришли, что произошло с нашим народом. Чтобы отдать ему дань уважения, мы должны жить по справедливости, рассказывать наши истории, передавая их из поколения в поколение. Мама объяснила мне, что мир соткан из одних только историй, историй об историях. А потом, как будто все это подводило к главному, мама сделала долгую паузу, посмотрела вдаль, в сторону большого города, и сказала мне, что у нее рак. В тот же миг остров исчез. Все исчезло. Я встала и пошла прочь, сама не зная куда. Я вдруг вспомнила, что оставила медвежонка в камнях, и все это время он так и валялся там.

Когда я добралась до него, он лежал на боку, помятый и истерзанный, как будто его изгрызли, или просто усох от ветра и соли. Я подняла Два Башмака и посмотрела на его мордашку. Я больше не видела блеска в его глазах. Я положила медвежонка обратно. Оставила его среди камней.

Вернувшись на материк, в солнечный день спустя месяцы после нашего бегства на остров, мы сели в автобус и поехали в квартал по соседству с тем местом, где жили до того, как переехали в желтый дом. Это недалеко от центра Окленда, на Телеграф-авеню. Мы остановились у Рональда, приемного брата нашей мамы, с которым познакомились в тот день, когда явились к нему домой. Нам с Джеки он совсем не понравился. Но мама сказала, что он большой человек. Шаман. Она не хотела следовать рекомендациям врачей. Какое-то время мы постоянно ездили на север, где шаманил Рональд в своей парильне [34] Помещение для обрядового или лечебного потения у большинства индейских племен. Для получения пара льют воду на раскаленные камни, при этом достигается температура +60 – +77˚ по Цельсию. У некоторых племен на западе и юго-западе США используется лишь жар костра. . Для меня там было слишком жарко, но Джеки ходила на сеансы вместе с мамой. Мы с Джеки в один голос убеждали ее, что она должна выполнять и то, что советуют врачи. Но мама отвечала, что может идти лишь тем путем, каким шла до сих пор. Так она и делала. Медленно отступая в прошлое, как те священные, прекрасные и навсегда утраченные обряды. Однажды она просто слегла на диване в гостиной Рональда и уже не вставала. Ее становилось все меньше и меньше.