Татьяна де Ронэ - Ключ Сары

Девочка опять заметила Леона, мальчика, которого видела в гараже. Он слонялся в толпе и не сводил глаз с закрытых ворот. Она обратила внимание, что на нем не было желтой звезды – она была сорвана. Девочка встала и подошла к нему. Лицо у него было грязное, один синяк на левой щеке, другой на ключице. «Неужели она станет похожа на него, на измученное, побитое существо?» – подумала она.

– Я выберусь отсюда, – сказал он ей тихо. – Родители велели мне так и сделать. Прямо сейчас.

– Но как ты это сделаешь? – удивилась она. – Тебе же полицейские не дадут.

Мальчик посмотрел на нее. Он был того же возраста, что и она, десяти лет, но выглядел намного старше. В нем не осталось ничего детского.

– Найду способ, – твердо сказал он. – Родители велели мне бежать. Они сняли с меня звезду. Это единственный выход. Иначе конец. Конец нам всем.

Ее опять охватил леденящий страх. Конец? Неужели мальчик прав и это действительно конец?

Он глянул на нее с долей презрения:

– Ты мне не веришь, да? А ведь тебе следовало бы пойти со мной. Сорви свою звезду, и идем прямо сейчас. Мы спрячемся. Я о тебе позабочусь. Я знаю, что делать.

Она подумала о младшем брате, который ждал ее в шкафу. Погладила кончиками пальцев ключ, все еще лежавший у нее в кармане. Почему бы не пойти с этим ловким и умным мальчиком? Тогда она сможет спасти брата, да и сама спасется.

Но она чувствовала себя слишком маленькой и слабой, чтобы решиться на такое. Ей было очень страшно. И потом, как же родители?.. Мать… Отец… Что с ними будет? И правду ли говорит Леон? Можно ли ему доверять?

Он положил ей руку на плечо. Почувствовал, что она колеблется.

– Идем со мной, – настойчиво повторил он.

– Я не уверена, – пробормотала она.

Он отступил:

– А я все решил. Я ухожу. До свидания.

Она смотрела, как он направляется к выходу. Полиция запускала все больше народу, стариков на носилках и в креслах-каталках, бесконечную вереницу рыдающих детей и плачущих женщин. Она видела, как Леон смешался с толпой в ожидании удобного момента.

Один из полицейских ухватил его за ворот и отшвырнул назад. Но Леон был ловким и быстрым. Он тут же вскочил и продолжил медленно продвигаться к воротам, как пловец, который борется с течением. Девочка зачарованно за ним наблюдала.

Несколько матерей устремились ко входу и, обезумев от ярости, требовали воды для своих детей. Полиция на мгновение растерялась, не зная, что предпринять. Девочка видела, как в начавшейся сумятице мальчик с быстротой молнии проскользнул в толпу. Потом он исчез.

Она вернулась к родителям. Близилась ночь, и по мере наступления сумерек в ней, как и в тысячах заключенных вместе с нею людей, росло отчаяние, словно чудовищный монстр, вырвавшийся из-под контроля. Полное, абсолютное отчаяние вгоняло ее в панику.

Она постаралась закрыть глаза, нос, уши, отвлечься от запахов, пыли, жары, криков ужаса, картины взрослых в слезах, стонущих детей, но ей не удавалось.

Единственное, на что она была способна, – это смотреть, безмолвно и беспомощно. На самом последнем, самом высоком ряду трибун, прямо под навесом, где теснилась группа людей, она вдруг заметила волнение. Душераздирающий крик, развевающаяся одежда, летящая поверх перил, глухой удар о землю арены. И замершая в ужасе толпа.

– Папа, что это было? – спросила она.

Отец постарался отвернуть лицо дочери.

– Ничего, милая, совсем ничего. Просто какая-то одежда упала.

Но она все рассмотрела. Она знала, что произошло. Молодая женщина возраста ее матери и ее маленький ребенок. Они прижались друг к другу. И прыгнули. С последнего ряда.

Со своего места она видела разбитое тело женщины и окровавленный череп ребенка, разлетевшийся, как спелый помидор.

Девочка опустила голову и заплакала.

Когда я была еще маленькой и жила на Хислоп-роуд, в Бруклине, штат Массачусетс, я и представить себе не могла, что однажды перееду во Францию или выйду замуж за француза. Я думала, что всю жизнь проживу в Штатах. В одиннадцать лет я влюбилась в Эвана Фроста, соседского сына. Паренек словно сошел с рисунка Нормана Рокуелла: вся физиономия в веснушках и брекеты во рту, а его собака, Инки, обожала колобродить на ухоженных грядках моего отца.

Мой отец, Шон Джармонд, преподавал в Массачусетском технологическом институте. Этакий «профессор Нимбус» [14] Очень популярный персонаж французских комиксов, появившийся в сороковых годах и просуществовавший 60 лет. Носил круглые очки, а на голове у него был хохолок в форме вопросительного знака. с вечно взъерошенной шевелюрой и в совиных очках. Студенты его любили. Моя мать, Хизер Картер Джармонд, бывшая чемпионка по теннису Майами, была женщиной рослой, атлетически сложенной и загорелой. Время, казалось, было над ней не властно. Она занималась йогой и питалась исключительно био.

По воскресеньям мой отец и мистер Фрост, наш сосед, бесконечно пререкались через изгородь из-за Инки и того разора, который пес учинял среди наших тюльпанов. В это время мать готовила на кухне медовые пирожки из цельного зерна и тяжело вздыхала. Больше всего она не любила конфликты. Не обращая внимания на перепалку, моя сестра Чарла продолжала смотреть свои любимые сериалы, поглощая килограммами лакричные палочки. На втором этаже мы с моей лучшей подругой Кэти Лейси подглядывали из-за штор за великолепным Эваном Фростом, который играл с объектом праведного гнева моего отца – черным лабрадором.

У меня было счастливое защищенное детство. Никаких бурных событий, никаких раздоров. Школа в конце улицы. Мирное празднование Дней благодарения. Уютный Новый год. Долгое ленивое лето в Наханте [15] Небольшой город в Массачусетском заливе, на побережье Атлантического океана. . Месяцы без происшествий, слагавшиеся из недель без происшествий. Единственным, что отравляло мое безоблачное счастье, была учительница в пятом классе, некая мисс Сиболд с платиновыми волосами: она вгоняла меня в ужас, читая нам «Сердце-предатель» Эдгара Аллана По. Из-за нее меня много лет мучили кошмары.

Именно в подростковом возрасте я впервые ощутила зов Франции, то подспудное влечение, которое все больше овладевало мной с течением времени. Почему Франция? Почему Париж? Меня всегда привлекал французский язык. Он казался мне более мягким, более чувственным, чем немецкий, испанский или итальянский. Я даже великолепно подражала французскому скунсу Пепе Ле Пью из «Looney Tunes» [16] «Looney Tunes» ( англ . «Безумные мелодии») – анимационный сериал, а также группа мультипликационных персонажей, которые первоначально являлись пародией на мультфильмы Диснея. . Но в глубине души я знала, что мое растущее стремление в Париж не имеет ничего общего с теми расхожими представлениями о нем, которые бытовали среди американцев, – как о городе романтическом, шикарном и секси. Для меня он был чем-то совсем иным.