Франсуаза Саган - Четыре стороны сердца

– Ну, Людовик, а вам понравилось?

– Я не все посмотрел, – признался тот, – но диалоги, которые я слышал вначале, показались мне слегка… э-э-э… тяжеловатыми.

– Ну ясно, чего же еще от него ждать! – объявила Мари-Лор разочарованной свекрови. – Людовик за всю свою жизнь не посмотрел и пяти фильмов и наверняка не прочел и десятка книг. И уж конечно, не любовался ни одной картиной.

Ее муж не обратил внимания на презрительный тон обеих женщин и спокойно, с мягкой, беззаботной улыбкой возразил, что всегда любил поэзию, прочел много стихов, и, не обращая внимания на их недоверчивые лица, вдруг продекламировал:

– Вы даже в поэзии ухитряетесь раскопать что-нибудь обидное для женщин, – объявила Мари-Лор. – Бедный Верлен!

– По-моему, это Бодлер, – кротко поправил Людовик, чем окончательно вывел из себя Мари-Лор, пристыженную своим промахом, тогда как она уже собиралась праздновать победу.

– Проверьте завтра по словарю, – бросила она с усмешкой.

Потом взяла под руку свекровь (неспособную различить этих двух поэтов), и та, уставшая от переживаний во время сериала, тяжело оперлась на нее, чтобы подняться по лестнице. Так, вдвоем, они и взобрались наверх, точно пара горных коз; Мари-Лор шла, гневно вскинув голову, – злость всегда удваивала ее силы.

В комнате все лампы, как и телевизор, были уже выключены заботливым дворецким. Только одна из них осталась гореть в уродливом салоне – она освещала лестницу, ведущую наверх. Эта электрическая искорка в мешанине эпох, объединенных лишь одним – откровенным уродством, хотя бы не резала глаз. Анри Крессон, раз и навсегда подчинив свой дом незыблемым буржуазным правилам, больше не прикасался к выключателям. И только время от времени приказывал сменить сорокаваттные лампочки, предпочитаемые Сандрой, на двухсотваттные: тусклое освещение – идея жены – наводило на него тоску. Поэтому он категорически запретил использовать где бы то ни было в доме лампы слабее восьмидесяти ватт.

Сандра, так же как и Анри, помнила, что оставлять включенные лампы, работающие телевизоры и прочие чудеса техники никак нельзя – это могло обойтись слишком дорого, – но все-таки не могла же она подниматься по лестнице в темноте: клиника обошлась бы куда дороже, чем лампочка. Поэтому она только крикнула Людовику, оставшемуся внизу, в одиночестве:

– Будешь уходить – не забудь погасить свет!

Последнее слово привязанности и нежности любящей мачехи.

Спальня Людовика и Мари-Лор походила на комнату новобрачных или, как в их случае, новобрачных, потерпевших аварию. Это была просторная комната, окнами на задний двор и с видом на холмы; спустившись на несколько ступенек, можно было попасть в небольшой кабинет с диваном, на котором молодые супруги, как предполагалось, могли отдыхать или читать в перерывах между прочими утехами.

Разумеется, Людовик, этот призрак, чудом избежавший гибели, а ныне семейный дурачок, должен был проводить ночи любви с женой, однако узкое ложе, цветок в горшке и несколько книг, которые украшали этот уединенный закуток, были ему сейчас куда нужнее.

Широкая застекленная дверь этой комнатки, выходившая на террасу, была открыта. Людовик вошел через нее, быстро разделся и облачился в пижаму с нелепым рисунком, подходившим скорее для младенца, – казалось, это его не смущало. Включив две маленькие лампочки в изголовье своего ложа, он начал подниматься по лесенке, соединявшей обе комнаты.

– Мари-Лор… Мари-Лор… – тихо позвал он.

Его жена рывком открыла дверь:

– Что вам угодно?

Ее голос отдался громким эхом на лестнице, вылетел через дверь на террасу, во двор, и боязнь скандала тотчас заставила молодую женщину понизить голос. Она повторила – теперь уже свистящим шепотом, сквозь зубы, но еще более злобно:

– Что вам угодно? Чего вы от меня хотите?

– Я хочу быть с вами, – ответил Людовик, медленно, с изысканной вежливостью подбирая слова. – Хотел бы снова быть с вами.

– Никогда! Я уже вам говорила и повторяю: никогда! – отрезала Мари-Лор и смолкла.

Она сошла вниз на одну ступеньку и теперь нависала над Людовиком, обратив к нему лицо, до того искаженное брезгливой ненавистью, что теперь трудно было определить ее возраст.

Облаченная в длинный вечерний халат-кимоно с широкими рукавами, обнажавшими ее хрупкие руки с накрашенными ногтями, Мари-Лор так судорожно сжимала перила, словно еле сдерживалась, чтобы не задушить мужа; сейчас она вдруг стала похожа на тех огромных летучих мышей, и завораживающих и зловещих, какие пугают детей в зоопарках.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Турень – историческая область Франции в долине р. Луары, столица – г. Тур. (Здесь и далее примеч. перев.)

Приверженность современным требованиям (англ.) .

Древнегреческий философ Платон в диалоге о любви «Пир» словами комического поэта Аристофана ввел в нашу жизнь понятие о двух половинках яблока. Согласно Аристофану, некогда люди состояли из двух половинок – мужской и женской, звались они андрогинами, или «мужеженами», и обладали огромной силой. Но, возгордившись, они решили покорить Олимп, за что навлекли на себя гнев Зевса, который приказал своему сыну Гефесту разрубить их на две половинки. С тех пор эти половинки разыскивают друг друга.

Фред Астор (1899–1987) – американский актер, танцор, хореограф и певец, звезда Голливуда, один из величайших мастеров музыкального жанра в кино.

Эррол Флинн (1909–1959) – знаменитый голливудский актер австралийского происхождения, кинозвезда и секс-символ 1930–1940-х гг.

«Jet People» – американский глянцевый журнал, посвященный светской жизни и знаменитым людям, основан в 1951 г.

Представители династии Валуа царствовали во Франции с 1328 по 1589 г., затем их сменили Бурбоны (1589–1792, 1814–1830).

Имеются в виду т. н. графы Парижские – представители Орлеанского королевского дома, претенденты на французский престол.