Мег Вулицер - Женские убеждения

– Вы хорошо справились, – сказал он. – Понятие отрицательного героя или, в вашем случае, отрицательной героини не многие способны постичь интуитивно.

– Мне кажется интересным то, что про нее приятно читать. Несмотря на то, что она – человек непривлекательный, – сказала Грир. – Непривлекательность в последнее время вообще сильно заботит женщин, – добавила она с важным видом. Она недавно прочитала об этом статью в «Блумере», на который подписалась. Жалко, далеко не все в этом журнале было ей интересно, однако она пыталась думать о нем хорошо, ради Фейт.

– Видите ли, я написал целую монографию про отрицательных персонажей, – пояснил Малик. – И хотел бы дать вам ее почитать. – Он встал, провел пальцем по корешкам: они пощелкивали, будто тихий ксилофон. – Ну, где ты, персонаж? – спросил он. – Давай, покажи свое отрицательное лицо. А! Вот ты где. – Он выхватил с полки книгу и протянул ее Грир со словами: – По вашим работам – которые вы, судя по всему, действительно пишете сама, чего на свете не бывает, – я вижу, что у вас светлая голова. Вот и подумал: вам не повредит почитать побольше.

Но сам он был человеком неприятным, изо рта у него воняло луком, его стиль – как на письме, так и в преподавании – грешил усложненностью и герметичностью – да, не было в нем ничего привлекательного. И хотя иногда у него на занятиях Грир позволяла образам романов унести ее прочь, вскоре выяснялось, что унесло ее слишком далеко, прочь из литературных пределов, в места, с литературой не связанные. Она представляла себя в постели с Кори или думала, чем они с Хлоей и Зи займутся сегодня вечером.

Грир потом прочитала книгу Малика, потому что была из тех, кто считает: если тебе дали, прочесть обязательно. К сожалению, книга оказалась непроходимо-академичной и, пролистывая страницы с благодарностями, Грир не без досады отметила, что он благодарит свою жену Мелани «за то, что она согласилась отпечатать длинную рукопись своего безнадежно „безрукого“ мужа и ни разу не пожаловалась». К этому он добавил: «Мелани, ты – святая, и дар твоей любви приводит меня в трепет». Грир продралась сквозь книгу, раз уж пообещала это себе, впадая в скуку и злость над текстом, который отказывался раскрывать ей свой смысл. Она не знала, что потом сказать автору, в итоге не сказала ничего, что, впрочем, проблемой не стало, поскольку вернуть книгу он так и не попросил.

Грир в последнее время часто виделась с Зи и Хлоей, а еще – с Кельвином Ангом, ударником из семьи корейцев-иммигрантов, который жил этажом выше, а также с его соседом по комнате, которого звали Кот – так его из лучших чувств нарекли родители, потому что это было первое слово, которое он произнес. Кот был крупный, симпатичный и очень эмоциональный, носил теплую куртку и часто повторял: «Ребята, я вас обожаю», после чего норовил от избытка чувств облапить очередную приятельницу. Они вместе ходили на вечеринки, хотя в студклуб больше не совались. Передвигались вместе, как детишки в общем костюме верблюда. Гуляли по заснеженным окрестностям, ездили на автобусе в Вашингтон участвовать в митинге против изменений климата, отправляли друг другу ссылки на всякие статьи, посвященные охране окружающей среды, участию США во всяких бесконечных войнах, насилию над женщинами и нарушению репродуктивных прав.

В этом семестре Грир и Зи стали волонтерами на горячей линии «Давай поговорим» – работа была в центре Райланда. Они часами сидели в офисе с большим окном на первом этаже, играли в лото и ждали, когда зазвонит телефон. Если он звонил – довольно редко – они выслушивали истории про бескрайнюю печаль и ненависть к самой себе, а иногда – о некоем более конкретном злосчастье. Они говорили успокоительным голосом, как их учили, оставались на линии сколько потребуется и в итоге связывали звонившую с соответствующими представителями социальных служб. Один раз Зи пришлось набрать 911, потому что позвонившая девица сказала, что проглотила целый пузырек таблеток тайленола после ссоры с бойфрендом.

Грир, как и Зи, стала вегетарианкой. В колледже, где тофу и творог росли на деревьях, это было несложно. Они с Зи сидели в столовой над полными тарелками бежевого белка. По вечерам они встречались в одной из их комнат и вели долгие прочувствованные беседы, которые по ходу дела казались замечательными по искренности и глубине, хотя впоследствии замечательного в них оказалось лишь то, какими молодыми, наивными и неопытными были девушки.

– Скажи, что тебя привлекает в мужской сексуальности, – спросила однажды Зи у себя в комнате, после полуночи. Ее соседка ушла куда-то со своим бойфрендом-хоккеистом, они остались наедине. Соседкина половина комнаты была увешана хоккейными плакатами: свирепые могучие мужчины с резиновыми загубниками во рту. Половина Зи была гимном равенству и справедливости, в особенности в том, что касалось животных и женщин.

Слова «мужчины» и «женщины», которые они вставляли в разговор как бы между делом, стали недавним добавлением к их словарю. Используешь несколько раз – и они выглядят уже не такими странными, хотя всю предыдущую жизнь им хватало слова «девушка», полезного, надежного слова, обозначающего стадию уверенности в себе, выходить из которой окончательно совсем не хочется.

– Потому что я не понимаю, почему люди так отличаются друг от друга, – продолжала Зи. – Почему их интересуют совсем разные вещи.

– Ну, наверное, дело в генетике, да?

– Я не спрашиваю, почему я лесбиянка. Я имею в виду – на уровне чувств. Неужели дело только в визуальном – когда нам что-то нравится или не нравится в других?

– Нет, не только в визуальном. Есть и эмоциональная сторона. Фолкнер когда-то сказал, что любишь не потому что, а вопреки.

– Да, мне нравятся его слова. Шучу! Я их впервые слышу, понятное дело. Никогда Фолкнера не читала и вряд ли прочитаю. Но само чувство – что придает ему сексуальности? – спросила Зи. – В смысле, тебе типа как нравится пенис, объективно? «Пенис». Как официально звучит. И так, будто на целом свете он всего один. Ничего, что я спрашиваю, или это слишком личные вещи и я тебя уже достала?

– Мне нравится Кори, – ответила Грир, и ей самой показалось, что ответ слишком прост, скован, отдает ханжеством. Как можно объяснить другому человеку, почему тебе нравится то, что нравится? Все это так странно. Сексуальные вкусы. Даже обычные вкусы – карамель люблю, мяту ненавижу. То, что ты гетеросексуальная женщина, еще не значит, что тебе обязательно понравится именно Кори Пинто, тем более что ты в него влюбишься – но Грир влюбилась. Возможно, такой ответ подходит. На кампусе все постоянно со всеми спали, каждые выходные: обычное нехитрое дело, все равно, что послать эсэмэску, но Грир плохо представляла, каково это – прыгнуть в постель с едва знакомым человеком, не с тем, рядом с которым ты выросла.