Мэн Ван - Пейзажи этого края. Том 1

Кутлукжан посмотрел на Майсума – тот принял позу вежливо прощающегося человека. Тогда он перевел взгляд на Ильхама – Ильхам оставался невозмутимым. Кутлукжан, закатив глаза и не сдавая позиций, сказал:

– Если вы вежливо пришли, чтобы вежливо проститься, то я так же вежливо прошу вас пройти в дом. Однако вы уже видели – у меня идет строительство, а это совершенно очевидно доказывает, что я – китайский гражданин, жил и всегда буду жить в Китае, и если вы собираетесь подстрекать…

– Вздор! Какая чушь! – Майсум замахал руками.

– Тогда – прошу! – Кутлукжан распахнул дверь.

– Прошу! – Майсум жестом приглашал Ильхама войти первым.

Интересный поворот! Чего же хочет этот отказавшийся от предков человек? Стоит посмотреть. Думая об этом, Ильхам слегка улыбнулся и медленно вошел.

– А вы… – вопросительно посмотрел на него Майсум.

– Ильхам. Вы же о нем слышали… – ответил за Ильхама Кутлукжан.

– Да, Ильхам, верно. Хорошо. О-цинь ха-ла-шо! – на плохом русском подтвердил Майсум. – Я слышал. В прошлом году я приезжал сюда работать и от многих слышал о вас. – Майсум протянул руку, но Ильхам не обратил на нее внимания.

– Вы враждебно относитесь ко мне, потому что я выбрал гражданство Союза Советских Социалистических Республик? Это нехорошо, это недопустимо! Коммунисты являются интернационалистами; к тому же Советский Союз и Китай – дружественные государства. Да и вряд ли много в мире народов, которые так же близки, как татары и уйгуры.

– Вы – советский человек? – вдруг строго спросил Ильхам и сурово взглянул прямо в глаза Майсуму.

Майсум невольно опустил голову:

– Я… да.

– Вы – татарин?

– Я… да. – Майсум не сдавался.

– Тогда скажите, пожалуйста, на татарском: «Я – советский человек, а не китайский гражданин».

– Я… я… Что вы имеете в виду?! – Майсум выставил вперед руки, как бы сдерживая его напор.

Ильхам презрительно фыркнул.

– Я пойду приготовлю чего-нибудь! – Кутлукжан развернулся к двери.

– Нет, погодите. – Майсуму было страшновато оставаться один на один в комнате с Ильхамом. – Если есть вино, то налейте мне как гостю стаканчик. – Затем он повернулся к Ильхаму – Как вам будет угодно, но я пришел проститься, из дружеских чувств.

– Из дружеских чувств к кому? Причем тут интернационализм? Две китайские тыквы с одного китайского поля! Что это за спектакль?

Кутлукжан достал бутылку, налил стакан и, подавая его Майсуму, предостерег:

– Как хозяин я еще раз требую, чтобы в моем доме вы больше не говорили ни на какие другие темы, кроме прощания.

– Хорошо-хорошо! За здоровье! Пожелайте мне счастливого пути! Но помните: великая страна всегда ждет в свои объятья синьцзянских уйгуров.

Ильхам громко и резко рассмеялся, так что напугал Майсума, уже поднесшего стакан к губам. Ильхам, смеясь, указывал пальцем на Майсума:

– Эй, дружище, приятель! Вы о чем? Не надо так выпячивать грудь! Что вам нужно, в конце-то концов? Уезжаете – так уезжайте. Вы кто? Вы собираетесь от чьего имени говорить? Много выпили? Но мы-то не пили.

– Какой некультурный кашгарец… – Майсум поставил стакан на кошму и примирительно продолжал: – Да, конечно, я не могу говорить за Советский Союз; от имени великой страны Ленина говорит Никита Серге-… – говоря, он снова взялся за стакан.

Ильхам расхохотался:

– Ты о Хрущеве? А вы его видели? Ну и ступайте к нему!

– Вы смеете… да кто вы такой… – Майсум не мог сдержать себя, руки его задрожали, и содержимое стакана расплескивалось через край.

Я Ильхам, член Коммунистической партии Китая, руководимой Председателем Мао.

Услышав имя Председателя Мао, Майсум уронил стакан на кошму, и его содержимое разбежалось по войлоку жемчужинами капель.

– Вы – жалкие сарты! Вы дикие, невежественные кашгарцы! У вас нет легковых автомобилей, нет национального достоинства! Посмотрите, какие вы нищие!..

– Прошу покинуть мой дом! Вон отсюда! С этого дня я тебя больше не знаю! – закричал Кутлукжан.

Майсум поднялся, а Ильхам шагнул навстречу и сказал, глядя ему прямо в лицо:

– Тебе ли рассуждать о национальной гордости? Ты еще не выучился как следует говорить с русским акцентом! По-татарски ты говоришь хуже меня, а хочешь выдать себя за татарина. На кого вы похожи! И это новое имя – ну какой из тебя Максимов? Эх, Майсум, Майсум! Не будем теперь рассуждать, почему другие товарищи когда-то прибавляли к своим именам окончания на русский манер. Но ты – ты же сейчас решил надеть чужой наряд. Не уходи, дослушай меня! Ты же клоун, ты смешон! Боишься сам себе признаться, что ты – уйгур, а начинаешь говорить о национальной гордости! По твоему виду, речи сразу можно понять, что ты никакой не татарин. Будешь и дальше убеждать меня, что ты знаешь татарский язык? Ты столько лет прожил в Китае, пил чай, ел соль Китая, у тебя в Китае без счета родных и знакомых… Мы, уйгуры, только в Китае под руководством Председателя Мао получили уважение и достойное место, начали светлую, счастливую новую жизнь! Если действительно у тебя есть гражданство СССР, конечно, возвращайся туда, мы готовы проводить тебя. Если ты хочешь ехать, а в Советском Союзе готовы тебя встретить, – это твое дело. Но не надо устраивать представление, не строй из себя иностранца, хорошо, брат Майсум?

У покрасневшего Майсума даже уши горели; невнятно что-то бормоча, он попятился прочь. А Кутлукжан громко кричал ему вслед:

– Катись отсюда! Ни стыда у тебя, ни совести!

– Нет, погоди! – Ильхам шагнул к Май суму. – Ты еще говоришь об интернационализме, о дружбе Советского Союза и Китая. Ну ладно, надеюсь, ты там найдешь себе друзей. Но если вы и там будете пытаться важничать и выпячивать грудь, как сейчас – то не встретите и там от людей ничего кроме неприязни и отвращения! Придет день, и ты получишь по заслугам…

Майсум вытаращил глаза и вдруг выбежал во двор, как объевшаяся соленой рыбой кошка, – его рвало; потом он доковылял до ворот, распахнул их и пустился прочь так, словно кто-то гнался за ним.

– Ой! Начальник Ильхам! Ох, брат Ильхам… Вот никак не ждал такого, не думал даже, что ты придешь ко мне в дом. Я знаю, что ты вернулся, – на мельнице все новости услышишь. Думал ли я, что ты захочешь меня увидеть? Нет, по правде говоря, не думал. Кто захочет теперь прийти сюда, на берег реки, чтобы проведать русского, только что выпущенного из тюрьмы? Со мной до сих пор не решаются даже разговаривать, не здороваются за руку… Но нет, я ждал, что ты придешь. Ты ведь не как все, ты же член партии, ты – коммунист. Коммунисты хотят освободить всех людей, значит, у вас в сердце есть место для целого мира, для всей страны. У великого Китая есть Синьцзян, в Синьцзяне есть Или, а на берегу реки Или есть я – одинокий русский человек. Тебе есть до меня дело, и тебе не все равно, что со мной, правда?