Нил Шустерман - Жажда

– Спасибо, Келтон! – говорит он, явно издеваясь.

– Не хами, – обрывает его Алисса. – Это не твое.

В этот момент входит их отец с ящиком грязной ветоши, а потом, несколькими секундами позже и мать. Она, с трудом сдерживаясь, улыбается.

– В новостях говорят, что на побережье устанавливают опреснители, – говорит она. – Сегодня днем первую воду пустят в Лагуна-Бич.

– Что такое опреснитель? – спрашивает Гарретт.

– Опреснитель превращает соленую воду в пресную, – объясняю я. – В Сан-Диего уже есть большой завод, но нам он не поможет.

По правде говоря, он не сильно поможет и Сан-Диего. Конечно, несколько лет назад они поступили благоразумно, построив его. Но, увы, мощности завода хватит только на то, чтобы дать восемь процентов необходимой городу воды. Меньше, чем одному человеку из десяти. Это не то решение, на которое они надеялись.

Отец Алиссы отирает пот со лба.

– Мы платим огромные налоги, чтобы содержать такие конторы, как Агентство по чрезвычайным ситуациям. Пора бы им заняться делом.

– Не хотят же они, чтобы мы тут все умерли от жажды, – высказывается мать, обводя нас взглядом в поисках одобрения.

– Дело в цифрах, – качает головой отец. – Калифорния – одна из крупнейших экономических зон. Страна нуждается в нас, и с их стороны было бы глупо про нас забыть.

Я согласен с отцом Алиссы, но одновременно я как бы слышу голос собственного отца, который жалуется на то, что власти допустили тысячи ошибок, в совокупности и доведшие нас до катастрофы. Это разные уступки и поблажки потребителям воды; это бесчисленные, равно как и бессмысленные, комитеты и советы по сохранению ресурсов; это и черные полиэтиленовые шарики, которыми, чтобы сократить испарение, засыпали поверхность лос-анджелесского резервуара – и все напрасно!

И я не понимаю, движемся ли мы к действительному решению проблемы или по-прежнему предпринимаем отчаянные попытки залить лесной пожар из пипетки.

Я открываю рот, чтобы задать на этот счет вопрос, но тут же останавливаю себя, вспомнив, что отец говорил мне про овец . Про их поведение. Про то, как инстинкт овцы заставляет ее следовать за членом стада, идущим непосредственно впереди, и как овцой, если сбить ее с курса, овладевает неодолимая первобытная паника, способная ее убить.

В школе я как-то делал презентацию по поводу стада овец где-то в Турции, которое погибло, упав в глубокую расселину в горах. И произошло это просто потому, что каждая из овец, неспособная посмотреть на картину более широко, тупо следовала за овцой, идущей впереди; упала первая – следом попадали и остальные. В связи с этим мне интересно понять: что хуже – смотреть, как все, кого ты знаешь, гибнут в расселине или же с такой силой расшатать свое представление о реальности, что это лишит тебя желания жить?

5)Алисса

Сегодня наш туалет явно мстит нам за то, что мы творили с ним эти долгие годы. Производит какие-то булькающие звуки и выдает запах протухших полгода назад яиц. Поэтому наша задача состоит в том, чтобы, хорошенько вычистив его, залить двумя стаканами той запорной жидкости, что дал нам Келтон. И тогда наш дом будет пахнуть так, как должно пахнуть жилище, а не септический отстойник. И отец, как верховный правитель нашего домашнего хозяйства, дело очистки туалета поручил нам с Гарреттом.

Этим утром отец давал всем указания, повсеместно развешивая умеренно-агрессивные бумажки с заданиями. Некоторые прятались в укромных местах, словно пасхальные яйца, некоторые красовались на виду. Одна из последних украшала холодильник и гласила: «Шесть чашек воды в день!». Другую отец повесил в ванной, и она предупреждала: «Только сухой душ», и это означало исключительно гель и бумажные полотенца. Но самой ужасной надписью была «Помой меня», и эта надпись висела над унитазом. Вообще, с туалетом мы управлялись. Отец научил нас приспосабливать под сиденье унитаза герметичные пакеты, и мы обходились этим, выбрасывая их после каждого похода в туалет. Кошмар, но, в общем, похоже на то, как поступают туристы, отправившиеся в поход, в объятия дикой природы. Но чистить унитаз и трубы в их теперешнем состоянии – это было жестоко. Необычное по суровости наказание.

Мы с Гарреттом решаем начать с туалета на втором этаже, а заодно посмотреть и на воду, которая хранится в верхней ванне. Одного взгляда достаточно, чтобы понять, что с субботы количество воды изрядно сократилось. Сегодня утром мать тайком дала пару галлонов живущим на соседней улице друзьям. Поскольку на побережье очень скоро установят опреснители, воды будет вдоволь для всех, а потому почему бы и не проявить щедрость? Что до меня, то я бы поступила точно так же.

– Как мы будем чистить туалет, если нельзя использовать воду? – спрашивает Гарретт, надевая желтые перчатки, которые повизгивают, если потереть пальцы друг о друга.

– Отец говорит, чистящие средства лежат под раковиной, – отвечаю я. – Думаю, остальное ты без труда сообразишь.

Зажав нос, я заглядываю в глубины унитаза. Там пенится какая-то черная жидкость.

– Почему именно я должен это делать? – нудит Гарретт.

– Потому что мы должны делать это по очереди, – отвечаю я, после чего апеллирую к его мужскому эго.

– К тому же ты – мужчина, – говорю я. – И уж ты наверняка лучше меня справишься с работой сантехника.

Гарретт согласно кивает, удовлетворенный тем, что хоть в чем-то я признаю его превосходство. Затем он залезает под раковину и достает чистящие средства.

– Что-нибудь с хлором лучше всего, – говорю я.

Гарретт извлекает на свет божий зеленый контейнер порошкового «Ко́мета» – основанного на хлорке универсального чистящего средства – и ставит его на край ванны. И в тот момент, когда донышко контейнера касается ее края, я представляю себе реализацию самого худшего сценария дальнейшего развития событий, и этот сценарий начинает материализоваться в тот самый момент, когда Гарретт выпускает «Комет» из рук. Контейнер, оставленный на скошенном под углом краю ванны, начинает сползать вниз.

Сердце мое взрывается бешеным стуком.

– Гарретт! – кричу я, и это все, что я способна сделать.

Брат разворачивается, но не успевает даже понять, в чем дело, как контейнер с порошковым «Кометом» срывается с края ванны и падает в воду.

Гарретт смотрит на меня; лицо у него белое, совершенно бесцветное. На мгновение в ванной повисает жуткая тишина.

Гарретт бросается к контейнеру, пытается схватить, но тот ускользает от него и отплывает дальше. А в воде тем временем уже начинает клубиться ядовитый порошок универсального чистящего средства. И, наконец, реальность во всей своей кошмарной ясности обрушивается на меня.