Рассел Хобан - Лев Боаз-Яхинов и Яхин-Боазов. Кляйнцайт

© Russell Hoban, 1973, 1974

© Валерий Вотрин, перевод с английского, 2001, 2002, 2019

© «Фантом Пресс», 2019

Уже на склоне жизни Расселл Хобан признавался, что любит придумывать слова: «Частенько, когда я остаюсь один, я хожу по дому и произношу разные слова, которые не имеют никакого смысла. Например, “блигфо”!

Или “зарп”! Мысленно коверкать слова уже вошло у меня в привычку». Совершенно логичное заявление для человека, который, по его же выражению, посвятил себя поиску и изображению странности. А что может быть страннее языка – этих звуков, складывающихся в слова, понятные одним и совершенно непроницаемые для других, наделенных множественными смыслами шумов, живого звона в ушах, сотрясения воздуха, недостижимой попытки передать значение того, что не до конца ясно самому говорящему. «В конце концов, сколько человек говорят на одном языке, даже когда они говорят на одном языке?» – задается вопросом Хобан. Всю свою долгую жизнь он пытался ответить на этот вопрос, оставив после себя шестнадцать романов, которые невозможно отнести ни к одному жанру, – шестнадцать длинных упражнений в странности.

Его родителями были бедные еврейские эмигранты из украинского местечка Острог. Расселл Хобан родился 4 февраля 1925 года в Лансдейле, штат Пенсильвания. В семье говорили на идише – отец Хобана, социалист по убеждениям, работал заведующим отделом рекламы в «Джуиш дейли форвард» – ежедневной газете, выпускавшейся на идиш для еврейской аудитории. Отец умер, когда Расселлу было одиннадцать. В пять лет ребенок начал рисовать – и это стало его ремеслом на всю оставшуюся жизнь.

Чуть больше месяца поучившись в университете Темпла («Я был такой мелкий пацан с тонким голосом в окружении больших ребят, которые говорили басом, и девушек, которые были женщинами»), в 18 лет Хобан записался в армию и всю войну прослужил радистом на Филиппинах и в Италии. Несмотря на то что сам Хобан вспоминал о своей службе с иронией, его наградили вполне серьезной Бронзовой звездой за доставку сообщений на линию фронта под огнем противника. В 1944 году он был комиссован с гепатитом и переселился в Нью-Йорк, где перепробовал множество профессий, пока в 1947 году не устроился коммерческим иллюстратором и копирайтером. С 1955 года иллюстрация стала его постоянной профессией – он нарисовал несколько обложек для «Тайм» и стал штатным иллюстратором «Ньюсуик» и «Спортс иллюстрейтед». Писать же он начал почти случайно: «Я ездил по Коннектикуту, делая наброски бульдозеров, и эти эскизы попались на глаза другу, который решил показать их издателю». Так вышла первая детская книжка Хобана «Что оно делает и как это работает?» (1959). В следующем году вышла «Фрэнсис ложится спать» – первая из целой серии книжек про семью барсуков. Хобан становится детским писателем – автором небольших книжек для малышей; иллюстрировали эти книжки он сам либо его первая жена Лилиан.

В 1965 году Хобан устраивается копирайтером в «Дойл Дэйн Бернбак», ведущее нью-йоркское рекламное агентство. Тогда же он начинает писать (урывками, по вечерам и в обеденное время) свой первый полновесный роман – «Мыш и его дитя». Темноватая философская сказка о семье заводных мышей, роман этот вышел в 1967 году и ныне считается классикой детской литературы. С этого странного текста (выпущенного по-русски в 2006 году под названием «Мышонок и его отец») и начался странный писатель Расселл Хобан. Впоследствии он вспоминал: «Роман удостоился единственной крошечной рецензии в “Нью-Йорк Таймз”, автор которой заявил, что книга – полная галиматья».

В 1969 году Хобан перебирается в Лондон – думая, что на время, но оказалось, что навсегда. Страстный любитель британских рассказов с привидениями и почитатель творчества Шеридана Ле Фаню, Монтегю Роудза Джеймза и Оливера Онионза, Хобан хотел жить в городе, который изображен в их рассказах. К тому времени он также созрел для взрослой прозы: «Когда я очутился в Лондоне, я понял, что хочу писать о мужчинах и женщинах, а не о заводных мышах и маленьких зверушках».

С 1973 года он начинает писать «взрослую» прозу: один за другим выходят его романы «Лев Боаз-Яхинов и ЯхинБоазов», «Кляйнцайт», «Черепаховый дневник», «Риддли Уокер», «Пилгерманн». В 1975 году он расстался с Лилиан и женился на немке Гундуле Аль – Гундел из посвящения к «Льву Боаз-Яхинову и Яхин-Боазову».

Первый его «взрослый» роман (1973) заслужил признание такого же литературного аутсайдера, Питера Бигла: «Это одна из тех непередаваемо прекрасных книг, которые попадаются тебе, когда ты уже оставил всякую надежду прочесть что-нибудь подобное… Мне бы хотелось быть ее автором». «Непередаваемый», «свежий», «превосходный», «завораживающий» – рецензии на роман прямо пестрят этими словами. Скитания блудного сына, львиный ров, столпы пред храмом Соломоновым, имена которым Яхин и Боаз, «мне ли не пожалеть Ниневии, города великого…», – столько и еще столько же смыслов и вечных сюжетов сочетал в своем романе Расселл Хобан из Лансдейла, рассказывая историю сына, который отправляется на поиски ушедшего отца. Книгу причислили к жанру фэнтези, но единственный сверхъестественный элемент в ней – это то, что действие происходит в мире, где львы давно вымерли, а память о них сохранилась в виде ассирийских барельефов, изображающих сцены охоты на львов. Роман вне устоявшихся жанров, «Лев Боаз-Яхинов и Яхин-Боазов» – один из лучших образцов «спекулятивной» прозы, исследующей различные сценарии будущего, которое могло бы произойти.

В дальнейшем проза Хобана – притчевая, полная мифологических аллюзий, языковых игр и черного юмора – заслужила среди критиков прозвание «магический сюрреализм». Лучшим образцом этого сюрреализма является роман «Кляйнцайт» (1974), черная притча на тему греческого мифа об Орфее. Главный герой романа, Кляйнцайт (что по-немецки означает «маленькое время», а в переводе на английский оборачивается другим смыслом и приобретает значение «заурядного, рядового»), внезапно получает увольнение, ощущает непонятную боль, оказывается в больнице, влюбляется в прекрасную медсестру, и все это – в один день. Затем оказывается, что болезнь его лежит не где-нибудь, а в области гипотенузы, диапазона и асимптот. Игра продолжается, и на сцену выходят стретта, тема и ответ, фуга и прочие музыкальные термины, что превращает болезнь Кляйнцайта в метафору, условие человеческого существования в том странном городе, состоящем только из Лазарета и Подземки; в то же время он и Лондон 70-х со всеми характерными его приметами. Кляйнцайт – господин Заурядов и Орфей, его Сестра – Эвридика, Подземка – царство мертвых, Аид, и сами персонажи не устают повторять, что они – часть мифологического сюжета, такого же древнего, как сама жизнь.