Джоан Кэтлин Роулинг - Случайная вакансия

Пупс брел куда глаза глядят и вдруг заметил указатель: «Фоули-роуд». Там жила Кристал Уидон. Он был далеко не уверен, что она сейчас в школе, и не собирался показывать, что ради нее притащился в этот район. У них была договоренность на вечер пятницы. Родителям он сказал, что пойдет к Эндрю, потому что им задали совместный проект по английскому. Кристал, надо думать, понимала, зачем он назначил встречу, и, похоже, не возражала. Она и раньше разрешала ему запускать руку ей в трусы; его пальцам было горячо, упруго и скользко у нее внутри, а еще ему дозволялось расстегивать ей лифчик и брать в руки тяжелые, теплые груди.

В свое время Пупс выдернул ее с рождественской дискотеки и под изумленными взглядами Эндрю и прочих повел в укромное местечко за театральным залом. Она, судя по всему, поразилась не менее других, но, как он и рассчитывал, особо сопротивляться не стала. Пупс сделал вполне осознанный выбор и даже приготовил хладнокровные, циничные ответы на подколы и насмешки одноклассников. «Все вы тут эгоисты, а я – альтруист». Он отрепетировал свою реплику заранее, но все равно пришлось растолковывать открытым текстом: «Это вы, дети, привыкли дрочить. А мне мохнатка нужна».

Улыбочки как рукой сняло. Он видел: все, включая Эндрю, проглотили языки, когда доперли, что он внаглую шел к цели – к единственной стоящей цели. Вне сомнения, Пупс выбрал кратчайший путь, обнаружив завидную практичность, и теперь каждый спрашивал себя: почему ему самому не пришло в голову такое простое решение проблемы?

– Сделай одолжение, не проболтайся моей матушке, хорошо? – Пупс прервался, чтобы отдышаться после длительного, мокрого исследования ее рта; пальцы его по-прежнему теребили соски Кристал.

Она ответила полуухмылкой и поцеловала его более агрессивно. Ей не пришло в голову спросить, почему он выбрал именно ее; она вообще не задавала вопросов; похоже, ей, как и ему, нравилось шокировать свою компашку и наблюдать смущение, а то и молчаливое отвращение других. Во время трех последующих сеансов плотских исследований и экспериментов они с Кристал также почти не разговаривали. Инициатором уединения всякий раз выступал Пупс, но она стала еще более покладистой и старалась появляться там, где ее проще было найти. Впрочем, пятничное свидание обещало быть другим: они назначили его заранее. Он уже купил пачку презервативов.

Нетерпение развлечься по-взрослому сыграло не последнюю роль в том, что он промотал школу и заявился в Филдс, хотя на уме у него была не сама Кристал, а ее шикарные сиськи и манящая неохраняемая вагина; впрочем, табличка с названием улицы что-то неуловимо изменила.

Пупс развернулся и закурил очередную сигарету. Из-за этой таблички у него возникло странное ощущение, что его визит будет не ко времени. Сегодня предместье выглядело простецким и непроницаемым, а то, что он хотел найти и с первого взгляда опознать, таилось неизвестно где, скрытое от глаз. Поэтому он вернулся в школу.

На телефонные звонки никто не отвечал. Сидя в Отделе по охране детства, Кей битых два часа нажимала на кнопки и оставляла голосовые сообщения с просьбой перезвонить: сначала хотела застать участковую патронажную сестру Уидонов, потом их семейного врача, вслед за тем принялась названивать в кентермиллский детский сад и, наконец, в наркологическую клинику «Беллчепел». Перед ней лежало открытое досье Терри Уидон, толстое и потрепанное.

– Опять сорвалась? – спросила Алекс, одна из тех, с кем Кей делила офис. – Теперь «Беллчепел» с ней расстанется. Она твердит, что боится потерять Робби, но его заберут в приют, раз она взялась за старое.

– Они в третий раз пытаются ее вытащить, – добавила Уна.

На основании своих наблюдений Кей заключила, что дело Уидонов нуждается в пересмотре, а для этого требовалось провести совещание всех специалистов, ответственных за различные стороны жизни Терри Уидон. То и дело нажимая на «повтор», Кей не отрывалась от бумаг, а в углу трезвонил офисный телефон, автоматически переключаемый на автоответчик. Отделу по охране детства отвели тесный и неудобный офис; к тому же здесь пахло прокисшим молоком, потому что Алекс и Уна взяли манеру выливать опивки из своих кофейных кружек в единственный цветочный горшок, где тосковала задвинутая в угол юкка.

В последнее время Мэтти вела записи небрежно, бессистемно, с помарками, путая даты. В досье отсутствовали кое-какие важные документы – например, двухнедельной давности справка из наркологической клиники. Быстрее было выяснить необходимые сведения у Алекс и Уны.

– Последний пересмотр дела был… – Алекс укоризненно посмотрела на юкку, – по-моему, больше года назад.

– Тогда, видимо, все сочли, что Робби целесообразно оставить с матерью, – заключила Кей, прижимая трубку плечом к уху и отыскивая прошлогодние документы.

– Вопрос не так ставился: они решали, вернуть ей ребенка или нет. Для него нашли приемную мать, когда Терри была избита клиентом и угодила в больницу. Она перестала колоться, вышла и стала как безумная добиваться возвращения сына. Повторно записалась в «Беллчепел» на курс реабилитации, из кожи вон лезла, даже не кололась. Ее мать обещала свою помощь. Так что Робби ей вернули, но ее хватило только на пару месяцев.

– На самом деле эта женщина, помощница, ей не мать, вы в курсе? – спросила Кей, у которой уже разболелась голова от расшифровки крупного, но неразборчивого почерка Мэтти. – Это ее бабка, то есть детям она прабабка. Что-то здесь не сходится; к тому же Терри сегодня утром сказала, что та приболела. То есть уход за детьми сейчас полностью лежит на Терри.

– У нее дочке шестнадцать лет, – отозвалась Уна. – Робби в основном на ней.

– Не сказала бы, что она блестяще справляется, – заметила Кей. – Сегодня утром он был в плачевном состоянии.

Впрочем, видала она и похуже: рубцы и язвы, порезы и ожоги, черные синяки, чесотку, вшивость, грудничков, валявшихся на полу в собачьем дерьме, малышей с переломанными конечностями; был даже мальчик, пятеро суток просидевший в запертом кухонном шкафу по милости психа-отчима (этот кошмар до сих пор преследовал ее по ночам). Ребенка тогда по всем каналам показывали. Непосредственную угрозу жизни Робби Уидона представляла пирамида тяжелых коробок, на которую он собирался вскарабкаться, когда понял, что это привлекает безраздельное внимание Кей. Перед уходом она с осторожностью разделила один высокий штабель на два низких. Терри это не понравилось, равно как и требование сменить сыну мокрый подгузник. Терри, можно сказать, пришла в ярость и разразилась грязной, нечленораздельной бранью, а напоследок велела Кей уматывать и больше не попадаться ей на глаза.