Касанова Клаудия - Дама и лев

– Жду приказаний, мой господин.

Перед ним стоял Варин Волчий Глаз, сенешаль и командир дружины германцев, выходец из земель Священной Римской Империи. Был он соломенный блондин, длинноволос, как принято у него на родине, ростом выше шести пье, силы неимоверной: ухватив за череп, мог легко поднять одной рукой воина в воздух, а другой – отрубить ему голову любимым своим боевым топором. Ротру слепо доверял ему, а причиной было событие, после которого он и получил своё прозвище. Однажды во время охоты на волчью стаю, державшую в страхе всю округу, один из волков набросился на Ротру и оторвал бы ему руку, если бы Варин со своим топором не пришёл на помощь господину. На миг показалось, что зверь насмерть растерзал воина: его лицо сплошь было залито кровью, так что не поймёшь, жив он ещё или мёртв. Но вскоре стало ясно, что убит не воин, а волк, а верный Варин поплатился глазом: через всё его лицо, через пустую глазницу пролёг розовый шрам, ото лба, через щёку и до шеи. Волчий Глаз прозвали его с тех пор, Ротру ел с ним из одной тарелки, пил из одного бокала и, хотя не прочь был оказать ему и эту высшую почесть, не спал с ним в одной постели только потому, что Матильда возражала: при виде изуродованного лица воина её бросало в дрожь. Что ж, тем лучше: ведь такова и была его миссия, внушать ужас от имени графа. И для этой миссии годился он, как никто другой. Серый шерстяной плащ Варина пошёл нервными волнами. Ротру улыбнулся, довольный. Его волкодаву не терпелось броситься за дичью.

– Следуй за гонцом в его замок. Там переходи в распоряжение Готье Суйерского. Надо поймать одну беглянку. Он скажет, что делать. Постоянно держи меня в курсе, – он взглянул на свои ногти. Они были чёрные, и он вспомнил, что его утончённая супруга морщит нос, когда видит их такими. Надо как-нибудь на днях искупаться.

Варин поклонился и вышел. Воин Суйеров последовал за ним, бледный, как мел.

Ротру III почувствовал себя достойным славы предков. Теперь можно принять эмиссара английского короля.

Голова у неё болела так, как будто по ней изо всей силы ударили. Аэлис привстала, чувствуя себя совершенно разбитой. Что произошло? Она помнила только огонь камина, вино и убаюкивающий голос аббата Гюга. Девушка настороженно огляделась: комната была та же, где она лишилась чувств, но прошло уже несколько часов. Свет, проникавший через окно, был какой-то мертвенный, сквозняк, просачивающийся сквозь камни стен, обжигал вечерним холодом. Она ощупала шею, руки и ноги, чтобы убедиться, что не поранилась, падая. Потом встала и нервно прошлась по келье. Она чувствовала себя зверем в клетке, ей не терпелось узнать новости из Сент-Нуара. Время утекало сквозь пальцы, и кто знал, какие новые потери принесёт с собой ночь. Аэлис не знала, что делать, и собственная нерешительность раздражала её. Быть бы мужчиной, носить бы на поясе меч вместо серебряной цепочки. Тогда ничего бы не стоило оседлать коня и скакать в Сент-Нуар, и делать всё, на что будет её воля. Она пала на колени перед деревянным распятием, висевшим на стене, и помолилась, прося прощения за грех гордыни и ища ответа. Вдруг послышался тихий стук: кто-то постучался в дубовую дверь. Аэлис прислушалась.

– Госпожа. Моя госпожа.

Она чуть приоткрыла дверь и убедилась, что это новиций Рауль. Молодой человек вошёл с деревянным подносом, на котором стояли две миски. Одна была полна овса, а другая – козьего молока, в которое был накрошен чёрный хлеб. Да к тому ещё два стакана с пивом. Новиций поставил поднос на стол аббата, осторожно, чтобы ничего не пролить, и, робея, обернулся к Аэлис. Она мрачно смотрела на него.

– Аббат поручил мне заботиться о вас, – сказал Рауль. – Вот ужин, который я сумел раздобыть. Келарь смерил меня взглядом с ног до головы, когда я унёс миски, не сказав ему, для кого, – его веселье было явным и заразительным. К облегчению новиция, настроение Аэлис при виде пищи улучшилось. В конце концов, она смирилась с тем, что придётся ещё немного задержаться в монастыре, не важно, по воле аббата или по вине обстоятельств. Лучшее, что она могла сделать – это набраться сил перед тем, как придётся отправиться в путь. Присев на лежанку, Аэлис взяла миску из рук Рауля. Некоторое время они ели молча. Аэлис выпила немного пива, тёплого и горького напитка, который никогда ей не нравился. Недовольная гримаса, появившаяся на её лице, рассмешила новиция. Аэлис вскочила и стряхнула крошки с платья. На её скромном белом блио были заметны следы тяжёлого пути: длинные рукава запачкались и порвались. Подол был заляпан глиной. Она вспомнила о плошке с водой, стоявшей у двери кельи, в которой она проснулась. Одним прыжком Рауль оказался между нею и дверью. Он уже не смеялся.

– Брат Рауль, – властно скомандовала Аэлис, – я вам приказываю пропустить меня.

– Госпожа, ради вашей безопасности, заклинаю вас, не выходите из этой комнаты, – ответил Рауль.

– Ради моей безопасности? Неужели и в этих стенах мне есть чего опасаться?

Новиций, как представлялось усталой от борьбы Аэлис, преисполненный излишнего рвения, пытался добиться, чтобы она как можно меньше перемещалась. Она добавила:

– Послушайте, добрый брат, я всего лишь хочу добыть воды и немного мыла, чтобы выстирать одежду и не опозориться перед тем, кто приедет за мной из Сент-Нуара. Не такое уж это опасное намерение, вам не кажется?

Не ожидая ответа, она попыталась открыть дверь, но остолбенела, когда новиций железной хваткой взял её за руку выше локтя и отвёл обратно к лежанке, на которую и толкнул без церемоний. Сидя на лежанке, не в силах вымолвить ни слова, она смотрела на покрасневшего Рауля.

– Извините. Госпожа, я настаиваю, это приказ самого аббата. Я велю, чтобы кто-нибудь из мирских братьев принёс всё, что вам надо, но сам не имею права оставлять вас одну ни на минуту, – он прикусил нижнюю губу.

– Славный брат Рауль! Воистину, ваша преданность долгу похвальна, – на лице Аэлис страх сменился облегчением, что встревожило новиция, хотя он сам толком не понял, почему. – Думаю, есть выход, при котором каждый из нас сумеет выполнить свой долг. Почему бы вам не пойти со мной за тем, что мне нужно? Если аббат не желает оставлять меня без присмотра, то, следуя за мной по пятам, вы безупречно исполните его пожелание, а я не буду чувствовать себя пленницей в стенах этого святого монастыря. А когда я вернусь в Сент-Нуар, не премину заказать молебен в благодарность за заботу, которой окружили меня братья цистерцианцы из Мон-Фруа в час нужды и горя.

Тонкий намёк на будущую благодарность, которой Аэлис из Сент-Нуара собиралась облагодетельствовать Мон-Фруа, не прошёл незамеченным, ведь Рауль, хоть и был всего лишь новицием, получил хорошее образование, изучал тексты античных классиков (те из них, что одобрены Святой Матерью Церковью, за исключением нескольких страниц из Овидия, прочитанных им ночью тайком при свече), к тому же он был совсем не глуп. С таким же успехом, как заказать благодарственные молебны за Мон-Фруа, Аэлис, если её что-либо не устроит, могла подать официальную жалобу епископу Шартрскому, которому подчинялся монастырь. Рауль сознавал, что жалоба была бы принята неблагосклонно, но, кто знал, куда в конце концов выведет кривая церковного суда. Он взвесил все за и против: злоупотреблять принуждением по отношению к дочери столь знатного господина, как Сент-Нуар, и избежать её жалоб невозможно. На стороне девушки было явное преимущество. Да и в конце концов, единственное, чего она хотела – умыться, и Бог, без сомнения простит ему, если он позволит ей небольшую прогулку. Он вздохнул и тихо проговорил: