Дейкман Артур - Наблюдающее Я

Стрейчи пишет в предисловии к вышеназванному труду Фрейда:

И несложно догадаться, почему. Ведь он обнаружил, что его нейронная система бесполезна для объяснения явления, охарактеризованного им в работе «Я и Оно» как «наш последний ресурс, единственный маяк во тьме глубинной психологии», а именно «то, что в нас определяет, быть нам сознательными или нет» [2].

Впоследствии Фрейд никогда не возвращался к неврологической модели. Как клиническая процедура его психоанализ был разработан на основе гипноза. В основу этого подхода легла протестантская модель «исцеления душ», но всякая связь с религиозным контекстом была им совершенно разорвана, а понятие души отброшено.

Психотерапия невротических расстройств, ведомая психоанализом, стала развиваться в направлении, уходящем все дальше и дальше от научной медицины в сторону психологии, философии и метафизики. Психоанализ обогатил ее техническими процедурами: интерпретацией процессов сопротивления и переноса , пониманием поведения взрослого через опыт детских переживаний, анализом симптомов как адаптивных стратегий. Все вышеназванное попадало скорее в разряд искусства, потому что это трудно, если вообще возможно, измерить; подобные явления могут быть отнесены к конкретному классу только в самых общих чертах, что возможно передать в процессе ученичества, а не посредством текста. В психотерапии трудно получить результат, опираясь только на технику и теории, – и это также роднит ее с искусством. Для постижения терапевтического эффекта необходимо сосредотачивать внимание на менее осязаемых качествах, таких, как «теплота», «эмпатия» 9 9 Эмпатия – сочувствие, соучастие, сопереживание. – Прим. перев. и «искренность», а связи между подобными вещами сложны [3, 4]. Проанализировав эти непростые вопросы, Митчел с коллегами пришли к заключению, что для психотерапевта важны следующие качества:

Мы хотим подчеркнуть, что терапевт–личность даже важнее, чем терапевт–эксперт или терапевт–техник. В связи с этим необходимо отметить то общее, что психотерапия имеет с другими сферами жизни, и заявить, что терапевт как полноценное человеческое существо вовлечен в делание, которое можно назвать поистине человеческим [5].

Психотерапия может быть очень эффективной, не в результате теоретической осведомленности или овладения особыми техниками. Скорее всего, эффективность зависит от таких качеств терапевта, как способность сопереживания, знание самого себя, внимательность, от возможности образовать совместную пару с пациентом. Многое опирается на основанную на руководстве старшего терапевта систему обучения, помогающую ученикам перенять «безмолвное знание» от того, кто приобрел клиническую мудрость [6]. Книжки могут подсказать вам, что делать, но не подскажут, когда .

Хотя психотерапия скорее искусство, нежели область научной медицины, многие неотъемлемые качества хорошего терапевта существенны и для врача–физиолога, способного учесть психологические аспекты своих пациентов и применять именно «искусство» медицины. Различия в подходах научной медицины и психотерапии весьма тонки, но грань между тем и другим все же существует. Не лишним было бы применить к различиям между психотерапевтическим подходом и методом ортодоксальной медицины ту систему, которую Элленбергер использовал для сопоставления примитивного целительства и научной терапии. Для этого в приведенной ниже таблице нужно просто озаглавить левую колонку « Психотерапия », а правую – « Научная медицина ».

Таким образом, «народное целительство» и психотерапия так же соотносятся с психологическими аспектами жизни человека, как «научная терапия» – с соматическими. Первое по необходимости более субъективно, нежели второе. Народный целитель и современный психотерапевт в силу задействованных психологических измерений должны прибегать к иному способу познания, чем ученый, сосредоточенный на физических объектах и производимых ими эффектах. Этот способ можно назвать « познанием через соучастие » – изучение психической и физиологической реальности другого через переживание аналогичного состояния. Мы не осознаем, насколько подобное субъективное понимание задействовано в повседневной жизни, не говоря уже о психотерапевтической ситуации. Например, слушая чью–то речь, мы гораздо теснее связаны с говорящим, чем думаем. Исследователь Кондон подверг «микроанализу» кинопленки с беседами, в которых кадр за кадром изучал видеозапись мимолетных телодвижений разговаривающих друг с другом людей, и обнаружил, что они в точности совпадают с микроединицами речи. Например, сочетание ае длилось 3/48 секунды и сопровождалось специфическими двигательными паттернами головы, пальцев, рта и плеча. Это было поразительным открытием, но еще более ошеломляющим оказался следующий феномен:

Как было замечено, слушатели двигались абсолютно синхронно с речью говорящего. Казалось, что мы наблюдаем своего рода отрепетированное представление, поскольку не было различимого отставания, хотя бы на 1/48 секунды. Данный феномен получил название интерактивной синхронии. Похоже, что это универсальная характеристика человеческой коммуникации, которая, вероятно, присуща и большей части поведения животных. Таким образом, коммуникация напоминает танец: каждый участник вовлечен в замысловатый совместный комплекс движений, пронизанный другим сочетанием совместных движений, внутри них можно выделить множество мелких измерений, и при этом никто не осознает подобной активности [8].

Если подобное имеет место в обычной беседе, то в психотерапевтической ситуации познание через соучастие должно присутствовать еще в большей степени, ведь терапевт тем более является активным слушателем и ведет себя совершенно по–другому, чем отстраненный, анализирующий наблюдатель, служащий идеалом для западной науки.

На эмоциональном уровне коммуникация предполагает еще больше взаимной вовлеченности, чем при простом вербальном взаимодействии. Мы понимаем чувства другого благодаря эмпатии и идентификации с ним, сознавая, что нам известны его переживания, потому что сами испытывали нечто сходное. Врач, напротив, исследуя физическое состояние пациента, измеряет количество белых кровяных телец, берет плазму, устанавливает эффект от лекарства, прибегает к объективному наблюдению, логике и анализу фактов. Эмпирические наблюдения и лабораторные данные могут помочь сделать вывод о соматическом заболевании, но при лечении психических процессов терапевту может потребоваться подключение его собственных эмоциональных реакций. Чтобы определить состояние пациента, например, если терапевт во время сеанса реагирует на пациента скукой, гневом, сексуальным влечением, повышенным чувством собственного достоинства или страхом, он может с помощью проявлений своих чувств получить информацию о действиях и эмоциях пациента, причем такие сведения будут более надежны, чем те, что передаются словами или движениями лицевой мускулатуры.