Дейкман Артур - Наблюдающее Я

Студентов, обучающихся психотерапии, учат использовать самих себя как измерительный прибор. Такой субъективный подход, составляющий сущность искусства, является антитезой рациональной науке. Если западный ученый изо всех сил старается быть объективным, руководствуясь исключительно опытными данными, пытаясь не зависеть от собственных эмоций и желаний, то терапевт учится рассматривать свои эмоции и импульсы как доступные данные об объекте изучения. Поэтому, когда современные психотерапевты используют свое знание психодинамики, они занимаются искусством, как и их древние предшественники. По этой же причине психиатры, посвящающие себя исключительно психотерапии, встречают затруднения в узаконивании своей деятельности как медицинской практики. Возможно, наступят времена, когда все мы поймем, что, стремясь к целостности, медицина должна будет объединить в себе и способ мышления, используемый в искусстве, и тот, что существует в науке. Однако в настоящее время между психотерапией и научной медициной существуют серьезные разграничения, и это необходимо учитывать.

И для психиатров, и для психотерапевтов важно понимать различное происхождение психотерапии, с одной стороны, и органической психиатрии так же, как и медицины, – с другой, и не чувствовать себя обязанными равняться на общепринятый взгляд, навязываемый миром естественных наук. Ведь, как и во все времена, нам приходится решать проблему достижения осмысленного и счастливого существования перед лицом неопределенности, катастроф, преклонного возраста и смерти. В отличие от древних, мы обращаемся за помощью к психологам и психотерапевтам, потому что священники и философы более не способны помочь в решении возникающих в современном контексте проблем. Однако психологи и психотерапевты, связанные поистине метафизическими предпосылками современной науки, также неспособны нам помочь. Требуется подход, адекватный трудноуловимым аспектам человеческих переживаний. Он неизбежно окажется ближе к искусству, чем к академической науке, поскольку потребует интуитивного чутья и внимательного отношения к иррациональному наравне с рациональным. Нет нужды отказываться от современной психодинамической теории, но стремиться выйти за пределы предложенного наукой описания реальности и принять возможности, которые реализуются скорее через искусство, чем через математику, действительно необходимо. Такой подход вкупе с пониманием того, что психотерапия восходит к традиции священного целительства и близка к нему по способу действия, позволит нам обратиться к мистической традиции за помощью в решении экзистенциальных проблем, которые современная психотерапия оказалась не в состоянии разрешить.

Чтобы усвоить базовые принципы мистицизма и разоблачить ложные концепции и предрассудки, препятствующие правильному пониманию, мы должны обратиться к классической мистической литературе. Таким образом мы обнаружим, что различные направления этой традиции созвучны в своей основе. Мы снова и снова наталкиваемся на сходные принципы и процедуры, используемые для достижения особого понимания реальности. Такое совпадение данных в мистических системах должно возбудить любопытство даже самого скептически настроенного читателя. Это неожиданное согласие заставляет поверить в то, что мистическая традиция имеет дело не с фантазиями и заблуждениями, а с чем–то реальным. Когда становится очевидным, что мистические процедуры часто направлены на изменение автоматических паттернов восприятия и мышления – источников многих человеческих страданий, – идея, согласно которой мистицизм совместим с психотерапией, становится весьма правдоподобной. Если мистики правы, западные психотерапевты не могут себе позволить игнорировать учения, выдержавшие многовековое испытание во всех частях земного шара.

Пытаясь прояснить для себя основные принципы мистицизма и продемонстрировать их одновременное возникновение в целом ряде различных культур, стоит обратиться непосредственно к мистическим текстам.

Никто не может сказать, когда возник мистицизм. Наиболее ранней задокументированной традицией является ведическая литература Индии, которая была создана, как считается, где–то от пяти до трех тысяч лет назад, но до сравнительно недавнего времени существовала только в устной форме. Хотя мистическая деятельность, скорее всего, могла иметь место и в более древних культурах, самые ранние записи, сделанные иероглифами или клинописью, содержат очень мало каких–либо практических советов. Итак, начнем с Индии.

Индийская ведическая литература состоит из четырех разделов: «Ригведы», «Брахманы», «Араньяки» и «Упанишады». Последние отличаются от прочего ведического материала и созданы позднее предыдущих, но не позже IX века до н.э.

«Упанишады» представляют собой свободную и дерзкую попытку прийти к правде, без малейшей идеи о системе. Несмотря на то, что тексты «Упанишад» принадлежат перу разных авторов и охватывают довольно большой период времени, мы можем увидеть в них единство цели и ясно почувствовать духовную реальность. Они отличаются от ведических гимнов и Брахман акцентом на идеях монизма и субъективном анализе, а также безразличием к ведическим авторитетам и церемониальному благочестию [1].

«Упанишады» учат, что, абстрагировавшись от мыслительных категорий и пережив в результате реальность, лежащую в основе всего существующего, или реальное Я человека, можно избавиться от страданий. Стейс и другие указывали, что сущность мистического опыта состоит в переживании недифференцированного целого, трактуемого в «Упанишадах» как реальное Я индивида [1], где реальное Я понимается как конечная реальность [2], пронизывающая всю реальность, физическую и психическую, и даже выходит за пределы этих категорий. Так, Уддалака в «Чхандогья–Упанишадах» рассказывает сыну о природе Брамы (реальности):

– Он есть истина. Он тонкая сущность всего. Он это я. О, Шветакету, ОН ЭТО ТЫ [2].

Это утверждение в различных формах часто встречается в мистической литературе последующих веков.

Выражение « недифференцированное целое » можно легко и быстро произнести, но большинство людей понятия не имеют, что оно означает. Мистики называют так переживание, при котором исчезает ненормальное разделение между Я и миром объектов. Это состояние высшего блаженства, абсолютной реализованности, непохожее на удовольствие, которое мы испытываем, когда, например, едим мороженое. Человек здесь не отделен от переживания, а становится с ним единым целым. И что важнее всего, недифференцированное целое, не относясь к сенсорным ощущениям, никак не сопоставимо с «наивысшим оргазмом». Человек переживает это состояние интуитивно. В чистом виде подобное может присутствовать только временно, но познавший его может расширить свое понимание жизни и трансформировать собственную личность.