Виктория Фельдман - Эмигрантская жизнь. Продолжение (сборник)

Последние дни конференции мы с утра отмечались в бюро, а после первой паузы исчезали и до конца дня находились в ее номере. Нам это нравилось все больше и больше. Но вот и время командировки подошло к концу. Пора было домой, к маме. Моя новая пассия ни на что не претендовала. Я твердо решил. Поеду к ней в Ленинград с предложением руки и сердца, распишемся, а там будь, что будет.

Мама встречала меня очень радостно. Наконец-то сыночек дома. Она никак не могла понять, что я уже давно вырос. Ничего ей не сказав, я через неделю уехал в Лениниград. Боже, как радовалась Вера. Она принимала меня по – королевски, хотя жила примерно в такой же «хрущевке» и ее финансовое положение было почти, как мое. Мы подали заявление в Загс, но сразу не расписывали. Приходите через месяц, – сказали нам. Мы очень из-за этого расстроились. Но закон есть закон, и я снова уехал к маме.

Прошел месяц переживаний и звонков. Все вроде налаживалось. Я пытался несколько раз завести с мамой беседы о моей предполагаемой женитьбе, не называя при этом ничьих имен, чтобы не вызывать у нее подозрений. Мама намеков не понимала, потому что не видела предмета моих желаний. Она считала меня неудачником и закостенелым холостяком. Основной ее фразой было: «Что ты, сыночек. Нет такой девушки, которая могла бы заменить тебе мать, а вместе мы не уживемся. Да и поздно уже, твое время ушло.»

Я все это слушал и втайне, как нашкодивший мальчишка, радовался тому, что будет. А вот и месяц прошел. Я снова в Ленинграде. Мы с Верой расписались и пошли в ресторан. А потом я предложил Вере поехать со мной в Москву. Она сильно волновалась, но согласилась. Я купил большой букет цветов, позвонил маме, что приехал не один и попросил ее подготовиться к встрече. Мама, конечно, не ожидала, но, благодаря своему дворянскому воспитанию, надела на лицо дежурную улыбку. Вечер в нашей новой семье прошел относительно спокойно.

На другое утро моя жена поехала в Ленинград за вещами. В ее квартире осталась жить ее родная сестра, которая из-за Веры не могла выйти замуж.

Как только Вера уехала, моя мама ворвалась ко мне в комнату с гневным лицом.

– Как ты мог! – кричала она. – Почему ты со мной не посоветовался, она тебе совсем не подходит! Как же мы теперь будем жить? Это что же, в доме еще одна хозяйка?

Я молчал, заранее ожидая подобного скандала. Потихоньку шум затих и мама ушла к себе. А через неделю приехала Вера с вещами и у нас началась новая жизнь.

Как положенно, через 9 месяцев у нас родился сын. Когда мы с мамой забрали ее с ребенком из роддома, мама заявила, что сама будет воспитывать внука.

Я был совершенно счастлив, ведь теперь можно было с уверенностью сказать, что я прожил свою жизнь не напрасно.

Но тут вскоре грянула, как гром среди ясного неба, политическая борьба между Горбачевым и Ельциным. Все полетело в тартарары. Мое НИИ закрыли, и мы всей семьей остались не у дел. Моя жена вспомнила, что можно попробовать выехать в Германию.

Она долго оббивала пороги всяких организаций, собирая документы, и вот мы в пути, конечно, вместе с мамой.

Первое место нашего пребывания на ПМЖ – общежитие в маленькой немецкой деревушке.

Поселили нас всех в одной комнате, где стояли двухъярусные кровати. За все время пребывания в общежитии мама не произнесла ни слова. Она была шокирована условиями жизни. Она не понимала немецких телевизионных программ, она боялась выходить на улицу. Ей в тот год исполнилось 70. В глазах ее читался постоянный ужас. Прожив в таком напряжении 4 месяца, она попросила разрешения поехать в Москву, проведать дочку.

Я купил ей билет на поезд до Москвы и мы с Верой и Костиком проводили ее на вокзал. Билет был в два конца, она должна была вернуться через неделю. Каково же было наше удивление, когда за 2 дня до ее приезда позвонила сестра из Москвы и сообщила, что мама назад не вернется, а все вещи просит выслать ей попутной машиной.

Теперь мы остались втроем и наша жизнь опять переменилась. Мы нашли жилье и решили переехать, ребенку пора было в школу.

Мы прошли наш путь, как вся еврейская иммиграция, – общежитие, курсы немецкого языка, интеграционные курсы по поиску работы и большие проблемы с трудоустройством. Время шло, а найти работу было практически невозможно.

Мы писали везде, что можем работать инженерами или преподавателями математики, но, из-за отсутствия правильного немецкого, нас нигде не брали. Я приобрел компьютер и все свободное время учил язык. А Вера, как любая женщина, была вся в заботах. Совершенно случайно ей повезло, и она нашла работу по уходу за больной еврейской бабушкой, бывшей жительницей Ленинграда.

Эта работа была очень непривычна, но что делать, ведь не работать тоже нельзя. Эта бабушка уже отпраздновала 80 лет. К моменту встречи с Верой она прожила в Германии более пяти лет. Приехала в Германию с дочкой, зятем и внуком. Однако, все прежние отношения в чужой стране разрушились. Дети посещали ее редко, а внук вообще переехал учиться в Берлин. И бабушка, которая всю жизнь была окружена людьми, осталась совсем одна.

– Ой, деточка, – говорила бабушка, когда Вера бралась за тряпку и веник.

– А знаете ли Вы кем я была в моей жизни? Я преподавала музыку в Институте им. Гнесиных. Мне выпало большое счастье учиться у такого выдающегося музыканта, как Генрих Густавович Нейгауз. Он родился в 1888 году в Кировограде, в семье русских немцев, и с семи лет прекрасно импровизировал на фортепиано. А вот с 19-ти – начал самостоятельную музыкальную карьеру. Я вам расскажу о нем.

В 1904 году молодой музыкант выступал в городе Дортмунде на фестивале, а также участвовал в концертах по Германии. Немецкая пресса превозносила успехи юного музыканта, и его приняли в «Германскую Высшую школу мастерства» под руководством Леопольда Годовского. После окончания школы он возвратился в Петербург, где поступил в консерваторию. К началу Великой Отечественной войны известного музыканта сажают в тюрьму только потому, что он по происхождению немец.

В 1942 году московская консерватория была эвакуирована в Свердловск, где в то самое время жила и моя семья.

Я к этому времени училась в последнем классе школы. Чтобы прокормиться, мне приходилось после школы работать на железной дороге. Холод, мороз достигал 30 градусов, это было ужасно!

Бабушка останавливает рассказ и закрывает глаза.

– Ой, деточка, как я устала, и так страшно все это вспоминать. Я лучше в следующий раз расскажу вам, что было дальше.

Прошла неделя, и Вера снова взялась за тряпку и швабру.

А бабушка Александра Яковлевна, вдруг вспомнив свой прежний рассказ, решила его продолжить.

– Помните деточка, о чем я вам рассказывала? – спрашивает она.

– Да, конечно, – отвечает Вера.