Кристин Лёненс - Птица в клетке

И вот ведь какая странность. Из-за того, что при ней оказалась его фотография, хранимая в моем доме, в этом тайнике, у меня возникло ощущение предательства! Моя злость, убеждал я себя, была вызвана тем, что в этих стенах мне, так сказать, навязался еще один незваный еврейский гость. Она с гордостью показала мне своего мышонка-жениха с грязно-блондинистыми волосами и в уродских массивных очках. Если эти линзы увеличивали мелкий шрифт, то тем более они увеличивали его зенки – до размера бильярдных шаров! Мыслимо ли, чтобы у такого пучеглазого был такой отсутствующий вид? Да этот тип оказался еще страшней меня! И впрямь евреи тяготеют к уродству, это точно! У меня вертелось на языке, что я бы ни за что на свете не поменялся с ним внешностью. И конечно, злость вызывало еще то, что она превозносит этого жалкого хилятика.

– До чего же симпатичный, да? Правда симпатичный? – не унималась она. – После войны мы поженимся. Этот добрый, эрудированный человек станет моим мужем.

У меня на глазах она любовно поглаживала контуры этой карликовой скудоумной головы. По не вполне ясным для меня причинам я не хотел и не приближал окончания войны. Но так продолжалось недолго.

Если к этому времени Эльза прочно вошла в мою жизнь, то вместе с нею вошел и Натан. Сидя рядом со мной за обеденным столом, он бубнил про какую-то вымороченную теорию, а Эльза, хлопая ресницами, поедала глазами не меня, а его. Скрючившись вместе с ней в этом тесном закутке, он – я физически это чувствовал – ее обнимал. Мне хотелось выволочь его оттуда за ноги и вышвырнуть в окно, чтобы разделаться с ним раз и навсегда! Весь наш дом сделался для них игровой площадкой: держась за руки, они бегали вверх и вниз по лестнице; хихикая, обжимались на диванах и кроватях. Какими же сладостными обещали стать долгожданные поцелуи после того, как все ее чувства притупились в этой тесной выгородке. Мне представлялось, как он робкими пальцами дотрагивается до ее щеки, а потом разворачивает к себе ее лицо, чтобы соприкоснуться с ней губами. От этого меня захлестывала ярость. Время от времени я, осмелев, представлял, будто целуется она со мной, отчего у меня в животе набухал какой-то ком, а по всему телу разливалась слабость. Может, меня поразил какой-то недуг? Может, она меня отравила? Эти мысли меня унижали, но почему-то я не брал в голову. Как знать почему?

Ежедневную газету я теперь читал свежим взглядом. Каждая победа приближала Эльзу ко мне. Каждое наступление противника предпринималось лишь для того, чтобы отобрать ее у меня. Никакого другого смысла в этой войне я больше не видел. Победа означала завоевание Эльзы . Поражение означало потерю Эльзы .

Поцелуй преследовал меня как наваждение. Я, который прошел все испытания на храбрость, который защищал рейх, трусил перед этим пустым делом. А ведь она даже не была арийкой! Я бесился, что провожу с ней столько времени, забывая обо всем остальном, что тупо выслушиваю ее россказни, ловя каждое движение сложенных сердечком губ, да еще согласно киваю. Какое же это было мучение, особенно когда она заводила разговоры о нем: пустое дело становилось невыполнимым, словно по прихоти черной магии. Каждое прощание вызывало у меня глубочайшее пораженческое настроение.

Я поклялся самому себе, поклялся честью, что при следующей встрече во что бы то ни стало ее поцелую – и точка. В мыслях я тысячу раз репетировал этот поцелуй. Поскольку она жила в моем доме, во мне зрело такое чувство, что она по праву принадлежит мне, а не кому-то другому. И вот настал удобный момент. Завершив свой рассказ, она умолкла; возникла краткая пауза. Я еще не шевельнулся, а только собирался с духом, мысленно перехватывал у нее инициативу, изо всех сил старался сосредоточиться, но тут она посмотрела на меня, заметила, надо думать, мое нелепое выражение лица – и расхохоталась.

Хотя обычно мне нравилось, что она, смеясь, прищуривает один глаз больше другого, как будто подмигивает, сейчас это вызвало у меня невероятное раздражение. Да и губы ее теперь меня раздражали – она как-то растянула их от удовольствия, а вид был такой, словно она не смеется, а плачет.

– А помнишь, Йоханнес, как ты ворвался в комнату к сестре и стал швырять в нас тапками? – Смех ее сделался громче и мелодичнее. – Закатил такую истерику, какой я в жизни не видела! Говорил, что теперь твоя очередь играть. Чудом скрипку не сломал – вцепился и не отпускал! – По-прежнему смеясь, она взъерошила мне волосы.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Die Oma (нем.) – бабушка, der Opa (нем.) – дедушка.

«Да, да» (нем.) .

…«желтый шёнбруннер»… – Шёнбрунн – основная летняя резиденция австрийских монархов династии Габсбургов, возведенная в первоначальном виде в период с 1696 по 1701 г. В результате многочисленных реконструкций золотисто-охристый фасад здания в стиле рококо был изменен и перекрашен в цвет, получивший название «желтый шёнбруннер» (также «шёнбруннский желтый») и ставший своего рода визитной карточкой австрийского императорского дома. В период послевоенной оккупации дворец был штаб-квартирой британских сил.

Белое вино (нем.) .

Кайзершмаррн – сладкое мучное блюдо австрийской кухни, представляющее собой обжаренную на сковороде пышную лепешку, которую небрежно кромсают в процессе приготовления. Готовый десерт сдабривается сахарной пудрой и подается с яблочным или клюквенным вареньем.

Нойе-Хофбург (также Новый Хофбург) – построенная в конце XIX в. часть Хофбурга – дворцового ансамбля, служившего зимней резиденцией династии Габсбургов в течение семи веков (прим. 1279–1918). С балкона Нойе-Хофбурга 15 марта 1938 г. Адольф Гитлер провозгласил аншлюс Австрии.

…облепили памятники – причем конные – принцу Евгению и эрцгерцогу Карлу… – Принц Евгений Савойский (1663–1736) – австрийский полководец, генералиссимус. Участник Австро-турецкой войны 1683–1699 гг., которая завершилась для турок разгромом, в том числе благодаря безупречной тактике принца в битве при Зенте (1698). К тридцати годам Евгений был произведен в фельдмаршалы за победу во время Итальянского похода, нанесшего поражение войскам Людовика XIV. Участник Войны за испанское наследство (1701–1714), чьи стратегические успехи позволили династии Габсбургов удержать за собой значительную часть «наследства» (земель) последнего представителя дома Габсбургов на испанском престоле Карла II.