Энн Пэтчетт - Это история счастливого брака

И возможно оттого, что он чувствовал себя в безопасности со своей женой, находившейся от него за тысячу миль, он покачал головой. В людях, которым повезло, может быть нечто жестокое. Они приравнивают везение к личным достоинствам.

– Два из трех, – сказал он.

Когда вы будете думать об этой статистике, подумайте обо мне. Я одна из тех, кому это удалось; я развелась. Я разорвала на части моральную ткань этой страны.

Вскоре после этого журнал «Тайм» опубликовал на первой полосе статью мужчины, разглагольствовавшего о «суперклятвах» в наш век одноразовых браков. «Суперклятвы» должны были продемонстрировать более высокий уровень преданности, они должны были стать частью более серьезного церемониала. Должны быть обещания, юридические и моральные, свидетельствующие, что пара обязана подчиняться длительному брачному консультированию до развода; что развод может быть предоставлен лишь с прошествием определенного времени, проведенного в браке. Развод, говорил автор статьи, стало слишком легко получить. Шаг вперед, шаг назад.

Шаг вперед – может быть. Сделайте институт брака крепче, если хотите. Запретите часовни в Лас-Вегасе с неоновыми свадебными колоколами, требуйте, чтобы заявление о бракосочетании составлялось на манер налоговой формы, но оставьте развод в покое. Это очень выматывает. Я не знаю никого, кто, вступая в брак, предполагал бы, что придется искать запасной выход; я не знаю никого, кому удалось бы беспрепятственно уйти. Чтобы уйти, вы должны привлечь суд, вы должны засудить человека, с которым живете, ради собственной свободы. Вы должны отделить свою жизнь от жизни другого человека и остаться один на один с океаном. Ничего общего с легкостью и беспечностью. Ничего общего.

Также я не думаю, что кто-то должен ждать три, шесть, девять месяцев, в зависимости от законов штата, чтобы развод вступил в силу. Прекращение брака – дело серьезное, но нам не нужно, чтобы штат диктовал период ожидания, мол, так мы сможем понять, насколько хорошо знаем самих себя. Через три недели после того, как я ушла от мужа, он позвонил и сказал, что у меня есть неделя, чтобы вернуться домой или подать на развод. Что самое удивительное, о разводе я даже не думала; я ничего не планировала дальше чем на пять минут, но теперь, когда знала, что по истечении недели не смогу вернуться, позвонила адвокату.

Оказалось, муж блефовал, думал, что жестким ультиматумом вернет меня назад. Когда я сказала, что подала бумаги на развод, он ответил, что не даст мне развода. Он отказался подписывать бумаги. По закону Содружества Пенсильвании, где мы тогда жили, спорные разводы имеют трехгодичный период ожидания. Еще целых три года мы могли оставаться официально женатыми. Какой у меня был выбор? Я приготовилась ждать, но времени в итоге потребовалось не так уж много. Однажды днем, примерно шесть месяцев спустя, я получила подписанные бумаги. Моя жизнь лежала в почтовом ящике между каталогами и счетами за электричество. Я так и не узнала, что заставило его изменить решение. Я больше никогда его не видела и никогда с ним не говорила. Мы были разведены.

Недавно я перечитала «Эпоху невинности». Бедная княгиня Оленска, гораздо более живая, чем любой житель Нью-Йорка. Она была лучше, чем Ньюлэнд Арчер, которому она не могла отдаться, потому что была замужем. Обществу было неважно, что муж обижал ее. Они понимали, что ее жизнь кончена. Благодаря нынешней эпохе разводов моя жизнь не кончена. Постепенно я начинаю видеть в этом благо, а не что-то, чего стоит стыдиться. Мне начинает казаться, что моя жизнь не так уж плоха. Я не верю, что до того, как развод стал социально приемлемым, счастливых браков было больше, что люди больше старались, переживая свои тяжелые времена, что люди были лучше. Я считаю, было больше несчастных.

Развод теперь часть механизма, такая же как любовь, рождение и смерть. Нас информируют, что он возможен, даже если это и не пригодится. И если мы потерпим неудачу в браке, нам повезло, что мы не должны терпеть эту неудачу всю оставшуюся жизнь. Мне бы хотелось, чтобы появилось восьмое таинство: таинство развода, как причастие, тонкая белая облатка на языке. Как исповедь, дарующая прощение. Прощение важно не столько потому, что мы повели себя неправильно, а потому, что чувствуем, что должны быть прощены. Семья, друзья, Бог, все, кто любят нас, прощают нас, принимают нас вновь. Их волнуют наши жизни, наши возможности, наши вторые шансы. Они плачут от радости, что нам не пришлось умирать [4] Согласно церковному учению, все семь таинств были установлены Иисусом Христом: добавить к ним восьмое, даже чисто гипотетически, невозможно. Таким образом, сама эта идея противоречит логике религии, к которой относит себя автор. (Здесь и далее – прим. перев.) .

1996

На ранних этапах влюбленности люди могут: устроить друг другу незапланированные парижские каникулы; забронировать столик в несусветно дорогом парижском ресторане; сидя в несусветно дорогом парижском ресторане, обсуждать бывших любовников. Все это вполне может происходить и после нескольких лет брака, однако с неизмеримо меньшей вероятностью.

Мы с Карлом были вместе чуть больше года. Он организовал поездку, я подыскала место для довольно позднего обеда. Не помню, с чего все началось, – мы сидели за роскошным столом посреди зала в ресторане «Тайеван», – но разговор каким-то образом переключился на Марка. Мои отношения с Марком были основаны на дружбе и закончились в целом подружески. Карл спросил, часто ли мы ссорились. Или это я спросила Карла, ссорился ли он с бывшей женой, а он, в свою очередь, задал вопрос о Марке.

Подошел официант и протянул мне винную карту размером с могильную плиту. Я полистала страницы, как могла бы листать контрольную по математике: с некоторым любопытством, но даже без тени понимания. «Белое», – сказала я, а Карл – он не пьет – просто качнул головой.

– Нашу самую серьезную ссору и ссорой-то не назовешь, – сказала я. – Мы играли в словесную игру. Он объяснил правила, я захотела попробовать, но потом у меня никак не получалось угадать ответ, а он не мог остановиться. Он накидывал все новые условия и, не знаю…

Подошел официант, чтобы принять заказ. Мы что-то заказали. Какую-то еду.

– И? – спросил Карл, когда официант ушел.

Я прекрасно помню ту ссору. Мы были в машине, и, когда Марк остановился на красный, я открыла дверь, вышла и, минуя пробку, направилась к тротуару, чего ни до, ни после ни разу не делала.

– Мне хотелось его убить.

– Так что за игра-то? – спросил Карл.

– Не такая уж сложная. В том-то и ужас. Как только я поняла, в чем суть, все оказалось просто.