Жан-Мишель Генассия - О влиянии Дэвида Боуи на судьбы юных созданий

– Это чтоб уехать в Барселону? Ты хочешь ее отыскать?

– Я даже не знаю, где она живет.

– Задумайся хоть на минуту: Барселона больше Парижа, и народу там тоже больше. У тебя нет ни малейшего шанса найти ее. Тебе потребуются месяцы, а то и годы. И потом, кто тебе сказал, что она хочет тебя видеть?

Мне пришлось пуститься в объяснения, рассказав, что Лена стала непреодолимой проблемой: вот уже несколько дней она ходит надутая, злится на меня, а у меня нет ни желания оправдываться, ни сил спорить с ней, особенно на такую тему, так что лучше избежать прямого столкновения.

– Дай мне немного времени, я что-нибудь придумаю.

В «Беретике» жизнь шла своим чередом, Стелла решила, что мне следует улучшить манеру одеваться.

Вопрос репутации заведения.

Она нашла два смокинговых пиджака, один ярко-синий, другой сливово-сизый, отделанные серебряной нитью, они мне немного великоваты, но если перешить пуговицу на талии, да еще за инструментом… будет незаметно. Я их чередую. Выбор Стелла оставляет за мной. Мне плевать, выгляжу ли я тем, кем являюсь, потому что никто не обращает внимания на пианиста где-то в глубине зала. Может, если бы у меня был рояль, достойный этого названия, а не тот простенький инструмент, за которым я сижу, я бы играл лучше. Его единственное достоинство в том, что он не занимает много места; мне бы концертный рояль, тогда посетительницы почувствовали бы разницу, это была бы наконец настоящая музыка, я нашел один подержанный и по приемлемой цене, заговорил о нем со Стеллой, та непонимающе на меня посмотрела:

– А что с ним такое, с твоим пианино? Сломалось? Все очень довольны.

Новая кондитерша приветлива, как скинхед, ее наполеон клеклый, а в крамбле одно масло, но Стелла, кажется, довольна своим новым приобретением. Я играю без энтузиазма, по привычке, выдаю профсоюзный минимум, но никто этого не замечает. Хуже того: чем меньше я вкладываю души, тем больше получаю чаевых. Надо полагать, пошлость и банальность вознаграждаются лучше, чем талант и страсть. Я стал таким же прозрачным, как музыка, которую играю. Я здороваюсь с окружающими, улыбаюсь им, и они даже не подозревают, какая тоска меня гложет. Все хором заявляют, что я прекрасно выгляжу. Особенно в смокинге для круизного лайнера. Мне достаточно ловко удается скрывать свое душевное состояние, чтобы о нем нельзя было догадаться по моему поведению. Дома я ловлю мрачный взгляд матери, которую не убедили мои отнекивания, но я лавирую, как могу, уклоняясь от прямого контакта. Ухожу до того, как она проснется, возвращаюсь вместе со Стеллой и сразу отправляюсь спать. Алекс исчез, я не знаю, чем он так занят. И не хочу звонить, чтобы спросить.

В среду, вернувшись ближе к полуночи, мы застали Лену в гостиной, она слушала «Crucified Barbara», включив звук на полную мощь, как будто наши соседи глухие или покойники, – наушники надевать она отказывалась, утверждая, что ей необходимо слышать, как вибрируют басы. Я смылся в свою комнату, лег, но уснуть под такой грохот непросто. Потом он стих, я выключил свет и поудобнее устроился в постели, надеясь заснуть. Две минуты спустя мать влетела в комнату и врубила свет. Она уставила на меня указательный палец:

– Ты ведь не надеешься увиливать всю оставшуюся жизнь? Нам с тобой нужно поговорить. И серьезно. Ничего не назначай на вторую половину дня в воскресенье. Понял?

Она вышла, хлопнув дверью и не погасив свет. Моя песенка спета. Я глаз не сомкнул всю ночь. Не знаю, уехать ли мне немедля в Барселону или дождаться окончательного объяснения. У меня еще три дня. Это напоминает мне анекдот про типа, который прыгнул с крыши дома и, пролетая очередной этаж, думает: пока все идет хорошо.

Обратный отсчет пошел. На этот раз мне не отвертеться. Меня пугает не схватка и не удары, я же никогда не боялся сцепиться с Руссо и его приятелями, даже зная заранее, что мне здорово достанется, но сама мысль о противостоянии с Леной вгоняет меня в ступор. Я уговариваю себя, убеждая, что мы можем поговорить спокойно и рассудительно, но знаю, что суюсь на минное поле. Для нее гетеросексуальность – просто мерзость, вызывающая в ней неодолимое отвращение, это чувствуется в том, как она о ней говорит, контролировать себя она не может, ею движет нечто инстинктивное, чувство брезгливости, исходящее из глубин ее существа и затопляющее ее без остатка. Тот факт, что я не разделяю ее отторжения, будет воспринят как предательство, на эту тему поговорить спокойно никогда не удастся, все будет искрить и взрываться. Я говорю себе, что должен набраться мужества и вскрыть нарыв, но мгновение спустя мудрые решения испаряются и возвращается паника. Когда вокруг вас бушует пламя и вы уже чувствуете его жар на своем лице, в какой-то момент вы не можете дальше отступать и должны броситься в воду, даже если не умеете плавать. Я предпочитаю сбежать. На автобус до Барселоны денег мне хватает, в четверг я покупаю билет в один конец, отправление в воскресенье в девять, я собираю сумку с вещами. Там разберусь. Нужны ли испанцам пианисты? Я немного знаю Хулио Иглесиаса. В пятницу я вкладываюсь в самоучитель «Испанский с нуля», на первый взгляд он не очень трудный, «Ole hombre, vamos a la playa» [29] Привет, парень, пошли на пляж ( исп .). , я поднатаскаюсь в пути. В субботу я пишу записку Стелле, извиняясь за то, что так неожиданно ее бросаю, не дав времени опомниться. Я прошу ее не беспокоиться, не пытаться меня отыскать и обещаю сообщить о себе, как только сумею.

Этот вечер – мое последнее выступление в «Беретике», а я ничего не могу никому сказать. Веду себя как всегда: «Привет, как дела, а ты?» Сажусь за пианино и играю. Тихонько. Для себя самого. Свой плей-лист. Не обязательно те музыкальные темы, что играю обычно. Ресторан быстро заполняется. К восьми часам он полон. Устраиваю себе концерт «Platters», может, мне еще долго не придется играть.

Смелее!

Это новый этап, новая жизнь, которая ждет меня. И не важно, найду я Хильду или нет. Конечно, было бы лучше, если бы у меня получилось и между нами что-то произошло. Но для меня важнее всего суметь перерезать эту чертову пуповину.

А потом, в девять тридцать семь для точности, – катастрофа, появляется Лена в своей неизменной косухе! Она почти никогда не бывает в «Беретике». Приветственно машет Стелле, которая выписывает кому-то счет и кажется удивленной ее приходу. Мать проходит через зал и направляется прямиком ко мне. Я исчезаю за инструментом и делаю вид, что ее не вижу. Говорю себе, что она не посмеет устроить скандал здесь, в окружении посетительниц, но особой уверенности у меня нет. Замечаю ее ноги в черных кожаных штанах. Она кладет руки на корпус пианино. Я никак не закончу «The Great Pretender» [30] «The Great Pretender» – одна из наиболее популярных песен группы «Platters». , чередуя вариации и фиоритуры, но в конце концов приходится остановиться. Получилось жестко. Затаив дыхание, поднимаю голову. Мать стоит прямо передо мной.