Элисон Аммингер - Американские девочки

Он протянул потрепанный экземпляр «Helter Skelter» [4] Книга о деле Мэнсона, написанная обвинителем на том процессе Винсентом Буглиози. Название позаимствовано из одноименной песни «Битлз» и означает «переполох» – ключевой момент в теории революции Мэнсона. и уставился на меня, словно ожидая, что я начну рассыпаться в благодарностях. Делия не спеша дошла до водонапорных баков и начала что-то писать в телефоне, прикрывая экран рукой, будто кто-то мог подсмотреть, что она там пишет.

– И что ты хочешь этим сказать?

– Думаю, ты знаешь, что я хочу сказать.

Во рту у меня пересохло; глядя в льдисто-голубые радужки его глаз, я начинала понимать, что Роджер пытается в этот момент произвести в моем сознании некий ритуал вуду, после которого я стану столь же слепо повиноваться его «ви́дению», как и моя сестра. Может, я и использовала номер чужой кредитной карты, но это никак не делает меня одной из девочек Мэнсона. Ничего подобного.

– Ты забыл ту часть, где зверски убивают беременную женщину, – сказала я.

Роджер просто от меня отмахнулся, соскальзывая все глубже в состояние «гений за работой». Или же оставаясь тем грубияном, которым он всегда и был. Из-под одного из баков выскочила крыса и понеслась мимо нас, а Роджер, прежде чем я успела хоть как-то среагировать, отшвырнул ее в сторону метком ударом ноги, словно всю жизнь только тем и занимался, что пинал крыс, как футбольные мячи.

– Я буду тебе платить. Почитай об этих девочках для меня. Мне интересно, как ты их видишь, какое впечатление они на тебя производят. Возможно, ты поможешь мне понять, что с ними происходило, что творилось у них на душе. Или же выдумаешь еще одну из них, сочинишь рассказ.

– Я не хочу читать про убийства, – ответила я, пытаясь понять, куда подевалась крыса. Конечно, я врала. На самом деле я имела в виду примерно следующее: «Я не хочу читать про убийства, а потом обсуждать прочитанное с тобой». – И вряд ли я сумею понять, что творилось у них на душе. Дикость какая-то.

– Ну, как тебе будет угодно. Но за исследование я готов платить тебе десять долларов в час. Ты будешь выставлять мне счета.

– Сможешь покупать себе завтраки по своему вкусу, – внезапно встряла оказавшаяся уже рядом с нами Делия, так и излучая маразматичный оптимизм. – Кроме того, судя по запросам в поисковике, ты обожаешь наглядные, четкие и отвратительные вещи. Настолько, что можешь подолгу зависать на сайтах с зомби.

– Потому что зомби – это абсурд. Полагаю, никто из посетителей таких сайтов не станет обвинять меня в том, что я сама зомби.

Во второй раз с того момента, как я направилась в сторону Калифорнии, я подумала о Лесли Ван Хоутен. О том, как она сначала была хорошей девушкой и как потом некий дух, витающий в раскаленной атмосфере пустынь вокруг Лос-Анджелеса, ее переменил.

– Ради всего святого, Анна. Роджер ведь не считает тебя торчком, поехавшим на культах, так что не надо мелодрам. А если тебе невыносимо слышать, как твои поступки называют своими именами, тебе, возможно, пора вести себя по-другому.

Я ненавижу, ненавижу, ненавижу, когда сестра указывает мне, что делать, как будто она сама – совершенство в чистом виде. Наверное, давно надо было сказать ей откровенно, как она выглядит со стороны, только вот Делии уже и так приклеивают на дверь письма с той же самой информацией, так что какой смысл?

Роджер самодовольно ухмыльнулся.

– Bisous [5] Поцелуйчик ( фр. ). , – сказала сестра, целуя Роджера в обе щеки.

– Bisous. – Он в ответ разве что не облизал ее щеки.

Они вели себя просто похабно. Каким бы ни был этот парень по имени Декс, я начинала ему сочувствовать. Сестра отобрала у меня свой телефон, и мы спустились сперва по лестнице, а потом и на лифте в гробовом молчании.

На следующее утро сестра разрешила мне позвонить Дун с ее телефона. В течение пятнадцати минут Делия притворялась, что поливает единственное в доме чахлого вида растение, чтобы иметь возможность подслушивать. Но этот контроль был много лучше, чем полное отсутствие возможности поговорить.

– Я тебя убью, – говорила Дун. – Для побега ты выбрала худшую неделю в моей жизни. Думаю, родители поехали покупать решетки мне на окна. Мама угрожает меня замуровать, пока ты не вернешься из Калифорнии. Ты же вернешься , правда?

Дун ела хлопья с молоком. Это было понятно по тому, как она хлюпала и хрустела между фразами, а еще я знала, что во время ссор с родителями она может за раз съесть десяток пачек «Корн флейкс».

– Думаю, да, – сказала я. – А иначе придется вечно жить с моей сумасшедшей сестрой.

Я немножко дергалась, опасаясь, что Дун чего-то недоговаривает, что вчера она не шутила, а на полном серьезе назвала меня предательницей. Около месяца назад я приняла на себя удар за ворох месседжей, которые мы отправили вместе с Дун, не говоря уже о том, что изначально это вообще была ее идея. На тот момент анонимные послания не казались мне такой уж тотально ужасной вещью, но моя мама, прочитав их, взбеленилась не на шутку. Если на одном конце десятибалльной шкалы ужасных поступков поместить, как ты показываешь кому-то язык, а на другом – как впиливаешь самолет в здание, то, думаю, наша писанина тянула где-то на полтора балла. Возможно, на два. Но мама насчитала все одиннадцать баллов. Она начала размахивать у меня перед носом зажатой в руке пачкой распечатанных месседжей и дико орать: «Откуда в тебе такая жестокость?» Как будто только я и виновата во всем! Если уж на то пошло, я всего лишь разрешила Дун отправить с моего телефона около пятидесяти слов и пару картинок про Пейдж Паркер, одну из самых популярных девчонок нашей школы. Потому что Дун поклялась мне, что знает шифр, благодаря которому телефон невозможно отследить. Никакого шифра, как выяснилось, она не знала. Если бы Дун не сидела полжизни под запретом на мобильную связь, то ничего вообще не случилось бы.

– Что это? – спросила мама, указывая на картинку вверху второй страницы.

– Собака, которая жрет свое дерьмо? – уточнила я. Под картинкой была подпись: «НА ВКУС КАК ПЕЙДЖ, НЯМ-НЯМ». Морда у собаки сияла таким беспредельным счастьем, что, несмотря на глупую шутку и на муки совести, которые я должна была, по идее, испытывать, я еле сдерживалась, чтобы не заржать.

– Ты полагаешь, это смешно?! Я совсем не знаю тебя, Анна.

Может, это все и было бы подлостью, если бы Пейдж Паркер была каким-нибудь лузером в плане общения, но только она им явно не была. Пейдж Паркер могла заполучить любого парня, стоило ей состроить ему глазки, и она определенно получала больше приглашений на пижамные вечеринки и на танцы, чем могла в реальности осилить. Однако, по мнению моей матери, Пейдж каким-то образом сделалась этакой трагической жертвой ее, моей матери, дочери-агрессора. Я попыталась объяснить маме, что это все равно что лай моськи на слона, но она и слушать ничего не хотела. Вроде бы у матери Пейдж какой-то родственник работал в правоохранительных органах, он и вычислил, что сообщения отправлялись с моего телефона. И мать Пейдж позвонила моей матери в слезах. Она буквально рыдала, по-настоящему. Тут я допустила ошибку: я закатила глаза.