Юрг Хальтер - Конец присутствия

В другой комнате
сквозь прутья кроватки выпал плюшевый зайка. – О, там
ни одного спящего ребенка.
Это просто заяц, он бдит.

Стенной шкаф клацает, он и она отражаются в
окне. – О, там нет ни одной смущенно молчащей пары.
Во дворе стоит сосед, он стучит
гриль, гонг, Господи: он взывает.

Мужчина ловит запястье женщины у
себя на затылке, тянет ее за руку
листает страницы
ни одного похожего окна

Вступает женщина, охлопывает, оглаживает шею
царапает кожу. Кожа, ни одна книга не раскроется.
Следует вот что: она вынимает свой искусственный глаз
вставляет его мужчине в раскрытый череп.
Он раздирает пальцами обивку. – О, не для красного словца
он скрипит зубами
Перелистывает страницы, погодный
фронт без перемен, послеобеденное тепло за окном

Поджатыми губами она сухо
чмокает его в лоб.
Стенной шкаф клацает, однако фарфор
воздерживается

На искусственном глазу возникает нарыв
вот-вот он лопнет.
В данной связи позади мужчины:
кошка крадучись покидает сцену

Твой нос
подробная стеклянная обезьянка
твои губы
с высоты птичьего полета: ожившая роза плывет
над раскаленным асфальтом
твои губы… нет, я не могу остаться

Твоя рука
властный взмах по направлению киоска через дорогу,
я покупаю тебе газету
шампанское моего пупка
мы слегка остудим

Твоя спина
изогнутая титановая лестница
я объят твоим хребтом, твой хребет это
бархатный панцирь, в то же время
пантера

Твои ноги
я иду рядом и –

Твои лопатки
бабочки из пыльцы и пыли
несравненные твои лопатки, ключицы –
знатный паланкин моих сонных дней

Я проникаю в твою ушную раковину и
шпионю: глазок в строении твоей головы
твое ухо
провал шептательных изысканий
а также последнее хранилище моих болей: о!

Твои виски
земля мне пухом, в то время как я
седалищу твоему назначен сиденьем

Твой подбородок коснулся локтя
поэтому, полагаю, он стал фарфоровым, этот мой
локоть
смотри-ка, он расписан синими орхидеями
синие орхидеи, что
тебе в поклоне доставляю к постели
с кувшином jus d’orange на подносе.
твой затылок: я наливаю – кто проснулся?

Твой шрам
ошеломляющий браслет к оперной премьере
лишенный горечи –
к волосам взмываю, в твоих волосах
травы, ветер и капелька канители

Словно ночь в лесу, она не уходит
пленительность перста твоего, указующая:
этот просвет
твои груди
да святится место сие, вояж в безумие –

Я раскрываю зонт
держи наготове ноги
сейчас пойдет снег – гляди!

Я слагаю голову к твоему животу
твой пупок внезапно имитирует раковину
тихо, он шумит – и я слышу, это песнь голубого кита
о нежности мизинца твоей ноги
он поет о долгом странствии к коралловым рифам чаш
твоих коленей –

Я очнулся на кончике пальца
смущенно целую его и спускаюсь
в долину твоих ладоней
и следую световой колеей
над головой у меня
мигают звезды твоих зубов:
шлю твоему стоматологу крокодильчика из малахита

Твое лоно
зависло над облитыми бисером телами и головами –
никаких вентиляторов, виток за витком
нас скручивает винил
мягкое мороженое
для ягодиц – ау, ягодицы – как температура?

Втиснутые в соул, мы лежим
клубничинами в сахаре
спят нетрудоспособные мотыльки в наших животах

Призыв твой
это звук, тот самый, это запах твой
тот самый, это не строка
это сбой дыхания
это строфа недописанная, это чистейшее подсознание
это нектар, тот самый
это нектар богов, мой последний глоток, нектар –
//

Вдыхаю тебя, ты дышишь мной, мы дышим. –

Беру внимательно твою голову в руки
глаза твои… я молюсь за нас –

Вокруг твоей шеи обвился
и жду, пока не… даже не знаю –
сведется ли мир к одной точке?

Лишь ты направляешь меня.

Стакан воды, на, прими от меня, хотя бы я
и закрывал
твои веки

Любимая, что делать нам?

Я в постели
лежу под открытым люком
среди одеял, тело

Я на опушке
лежу под пером и пухом
под светлой древесной кроной, тело

Дождь остужает мне жаркие щеки
а я against the rain
твержу, сложив руки:
Что ты такое, природа?
Чем ты была? Чем стала? –
Вытянув руки, подавленно
я спрашиваю, так где же ты

Я не ношу твое имя камнем на шее. Имя твое
все равно ударяет
мне точно в голову
имя твое
все равно реет
над моей головой
все равно. Твое имя
пало на голову, в голову мне.

Твое имя гусеница, не вылезающая из отравленного
ею яблока. –
Вижу тебя, вообрази-ка: