Хельмут Крауссер - Эрос

Начались долгие и нудные предварительные розыски. Гораздо легче было бы отыскать София любом другом, самом отдаленном уголке планеты, чем у соседей, в социалистической Германии. Я нуждался в людях, положиться на которых мог бы безоговорочно, стопроцентно. Кроме Лукиана, таких людей не существовало. Может, стопроцентно вообще никому доверять нельзя? Как бы там ни было, мне удалось скрасить серые будни новыми занятиями: интриговать, задабривать, выстраивать связи и поддерживать их. Стоп, вычеркните, пожалуйста, последнюю фразу. Она звучит неприлично. Разве можно ставить на одну доску мои серые будни со страшными буднями моей возлюбленной? Очень часто казалось, что я иду по ложному следу что тот или иной террорист снова объявился в Йемене, на палестинской тренировочной базе. Палестинцы хотя бы шли на контакт. За ответ на вопрос, известно ли им что-нибудь о Софи Крамер, они запросили бешеные деньги, а потом ответили отрицательно, причем так уверенно, что в их честности не оставалось никаких сомнений. Ко мне, немцу, они отнеслись очень радушно, поскольку ошибочно считали меня палачом тысяч евреев.

Инге-Софи не сломлена. Напротив. Чтобы выжить, она устраивает оргию самовнушения, во время которой героически твердит себе, что живется ей довольно неплохо. Улучшать жизнь необходимо с мелочей. В январе 1981 года она вешает на кухне подставку для пряностей, а через неделю красит кухонные стены в светло-голубой цвет. По случаю она покупает с рук красивую и удобную кушетку в стиле бидермейер (ей очень повезло, потому что официально антиквариатом торгуют считанные единицы) и приобретает в валютном магазине довольно стильную одежду и белье. Она уже поняла, что если хорошо присмотреться, то и Лейпциг можно назвать довольно красивым городом. Во второй половине дня она долго гуляет по большому лесопарку, и эти прогулки составляют главное ее спасение. Полудикая природа, которой все равно, какая политическая система сейчас у руля, оказывает на Инге-Софи чудотворное влияние. Она читает «Уолден, или Жизнь в лесу» Генри Торо, начинает интересоваться ботаникой и вступает в маленькое садоводческое товарищество, чтобы ей выделили в аренду дачный участок. Выходные Инге-Софи проводит в лесу, купается в открытом бассейне, жалея перегруженные индустрией реки, осенью собирает грибы, а зимой поддерживает тонус, катаясь на коньках.

Музей имени Димитрова, здание, построенное во времена кайзера Вильгельма I, второе по габаритам после берлинского рейхстага, давит Инге-Софи своим величием и монументальностью. При росте в сто шестьдесят пять сантиметров она чувствует себя неуютно рядом с этой махиной. Громадная коробка с циклопическим куполом и гигантскими залами внушает ей страх. Однако на это можно посмотреть и с другой стороны: ее наняли, чтобы каменный монстр никуда не делся. Поэтому она и должна коротать там ночи. Разве может человек, на котором лежит такая ответственность, казаться себе маленьким и незначительным?

Инге-Софи занимается самообразованием – читает книги, которые стоят выше всей современной идеологической шелухи: сочинения Канта, Монтескье, Тацита, романы Фаллады, стихи Делана из цикла «Никому-Роза». Если напрячься и подавить в себе политически мыслящего гражданина, то жить в ГДР можно очень даже неплохо. Лечению самообманом не поддается разве что одиночество. Постепенно Инге-Софи отваживается появляться среди людей: ходит на танцы, в кафе, где играет живая музыка. Там она завязывает кое-какие знакомства, ей случается даже переспать с мужчинами, но из мимолетных связей не вырастает настоящих чувств. Если и находятся мужчины, которые интересуются ею – или, наоборот, интересны ей самой, – они очень скоро чувствуют, что. эта женщина скрывает какую-то тайну: слишком уж скованно и неестественно она себя ведет. Инге-Софи никогда не может полностью расслабиться и забыться, поэтому и кавалеры не могут полностью расслабиться и забыться рядом с ней. Каждого, кто проявляет к ней симпатию, она подозревает в том, что он ложится к ней в постель по заданию сверху. А если у нее спрашивают о прошлом или о прежней профессии, то она обмирает и монотонным голосом пересказывает свою заученную биографию, а потом замолкает надолго. Внешность у нее уже не та, чтобы пленить противоположный пол одной только красотой, которая заставляла бы мужчин упорно добиваться ее расположения.

Раньше Софи не придавала особого значения своему внешнему виду, а теперь поняла, какая сила заключается в красоте. Когда она осознает это, ее не наполняют ни гордость, ни меланхолия, лишь в душе погасают иллюзии, умирают некоторые слишком смелые мечты. Теперь ей кажется, что мир держится на какой-то животной, скотской основе, и им правят лишь деньги и секс. Однако какая-то частица сознания противится таким выводам, Софи упрекает саму себя в махровом цинизме, которому нельзя поддаваться ни при каких обстоятельствах.

Единственное знакомство, которое держится уже несколько недель, носит довольно странный характер. В лесопарке с ней заговаривает Людвиг – двадцатидвухлетний студент, изучающий русскую литературу. Он часто встречает ее здесь на прогулках. Ему приятно смотреть, как она подолгу стоит на дорожке или любуется только что проклюнувшимися цветами, порой слегка пританцовывая при этом. Может, она танцовщица и выступает на сцене? В каком же театре можно полюбоваться на ее выступления? Похоже, это просто изящный способ познакомиться, однако студент говорит настолько естественно, даже слегка спотыкаясь, что его высокопарные слова не производят впечатления заранее отрепетированных.

Людвиг – высокий и стройный молодой человек с черными кудрями. Одет он тоже во все черное, как настоящий экзистенциалист. Он не красавец, но внешностью обладает аристократической – бледное лицо, тонкие усики, бархатный шарф. Во всем его облике есть нечто сентиментально-декадентское. Софи обращает внимание на его ухоженные ногти. Молодой человек производит настолько необычное впечатление, что на этот раз Софи вздыхает с облегчением: на сотрудника спецслужб этот тип ни капельки не похож. Она молчит, но студент не сходит с места и учтиво ждет ее ответа, сложив руки на груди. При этом никакой навязчивости юноша не проявляет. Он очень сдержан и вежлив, и не сверлит ее нескромными взглядами. Вот такая встреча произошла в один из теплых летних вечеров.

Необходимо бороться с цинизмом, а одиночество – такая благодатная почва для циничных мыслей! Софи, так и не произнеся ни слова, достает из кармана карандаш и листок и пишет: «Мы можем полюбить друг друга. Безо всяких слов».

Это предложение, похоже, пришлось молодому человеку по душе, и он пишет в ответ: «Где?» Она берет его за руку.