Кэролин Джесс-Кук - Мальчик, который видел демонов

Я отменила встречу с Гарольдом, Урсулой и Майклом, поехала домой и проспала девять часов. Моя голова, решила я, взбунтовалась из-за слишком редких встреч с подушкой.

Дорогой дневник!

Сандвич заходит в бар и говорит: «Пинту «Гиннесса», пожалуйста». Бармен отвечает: «Извините, у нас еду не обслуживают» [18].

Я должен писать действительно быстро, потому что сегодня генеральная репетиция «Гамлета» и Джо-Джо устроит разгон тем, кто опоздает. В последнее время случилось хорошее и плохое. Хорошее оказалось настолько хорошим, что я не уверен, следует ли называть плохое плохим, потому что теперь это неважно. Первое крутое событие произошло, когда пришла Аня и сообщила, что я могу повидаться с мамой. Я думал, что пройдет какое-то время, прежде чем я смогу увидеть ее, потому что, по словам тети Бев, она приходила в себя и набиралась сил. Но, увидев маму, я не поверил своим глазам: настолько лучше она выглядела. Вымытые блестящие и мягкие волосы уже не напоминали макароны, пролежавшие неделю в холодильнике. Щеки порозовели, под глазами исчезли черные круги, а длинные рукава белой футболки скрывали почти все шрамы на ее руках. Разумеется, я почувствовал себя счастливым.

– Алекс! – воскликнула мама, когда я вошел, и ее голос звучал естественно. Она обняла меня так крепко, что я закашлялся. – Как ты поживаешь?

Но прежде чем я успел ответить, что тетя Бев выкинула весь лук, и у меня скоро генеральная репетиция, и как мне хочется, чтобы она пришла на премьеру, мама добавила:

– Знаешь, что странно? Этой ночью мне приснилась бабушка, она велела крепко тебя обнять при нашей встрече.

– Она сказала, что ты должна сломать мне ребра? – улыбнулся я, потирая бока после ее медвежьего объятия, и она рассмеялась.

Аня сказала, что подождет за дверью, и мама кивнула. Когда Аня ушла, она спросила, задавала ли та вопросы, которые меня тревожили. Я подумал о Руэне, но не хотел говорить ничего такого, что могло ее расстроить.

– Аня задавала вопросы, которые тебя тревожили? – поинтересовался я.

– Нет, но мой доктор продолжает расспрашивать меня о моем детстве. Она хочет знать как можно больше о моей любимой кукле. – Мама цокнула языком, а потом начала говорить так, будто имитировала чей-то голос: – Почему ты называла ее уродиной? Почему одевала в черное? Зачем клала лицом вниз, когда заходил твой приемный отец?

– Почему ты клала ее лицом вниз, когда заходил твой приемный отец?

Она как-то странно посмотрела на меня.

– Извини, Алекс. Не следовало мне распускать язык. Иногда я забываю, что ты еще не взрослый? Как ты?

Я пожал плечами.

– Когда ты вернешься домой?

Мама прикусила губу и провела пальцами по волосам. Они начали чернеть у корней, и я уже собрался сказать, что после ее возвращения домой помогу ей развести тот небесно-синий порошок, который окрашивает корни волос желтым, но тут она ответила:

– Я пока не знаю.

– Вуф скучает по тебе.

– Правда?

Я кивнул. Мама наклонилась вперед, пристально посмотрела на меня и коснулась моего лица, словно нашла на нем черное пятно или нечто подобное.

– Ты никогда… не причинял себе вреда, правда, сынок?

Я почувствовал, как наливаются жаром щеки.

– Почему ты спрашиваешь?

– Я просто подумала, а вдруг то, что я… но ты не такой, как я, правда? Ты Александр Великий.

В голове у меня словно вспыхнуло: кто-то другой произнес слова «Александр Великий» и я видел нашу гостиную с высоты. Вспомнил, как отец крикнул: «Александр Великий!» Я сидел у него на плечах, а он то сгибал, то распрямлял колени, имитирую верховую езду. Но воспоминание исчезло.

Мама начала еще что-то говорить, но медсестра громко постучала в дверь и вошла в палату.

– Извините, что помешала, – судя по ее виду, никакой вины она за собой не чувствовала, – но Труди считает, что тебе нужна прогулка, Синди. Может, ты отведешь Алекса к теплице и покажешь ему, какой ты садовод?

Мама кивнула.

– Хорошо, конечно. Пошли, Алекс, я покажу тебе, что можно сделать с унитазом.

После этого я не видел Руэна целый день. Я помнил его слова, что Аня должна прийти к вечеру и сообщить, что мы переезжаем в другой дом, но она не пришла, и я подумал: «При нашей следующей встрече я заявлю ему, что не желаю больше дружить с ним». Но Руэн не появился, и меня это вполне устраивало. Когда вечером я вернулся домой, Вуф облизал мне лицо и визжал от радости, словно действительно по мне соскучился, а ночью спал в моей кровати.

Аня пришла повидаться со мной утром, а не во второй половине дня, потому что была суббота. Она улыбалась. Я спросил ее, что не так, она предложила мне сесть, а когда я сел, начала доставать из своего брифкейса и выкладывать на стол фотографии и какие-то бумаги.

– Это твой новый дом.

Я наблюдал, как она раскладывает передо мной фотографии и рисунки моего нового дома. Подошла тетя Бев и задала все вопросы, которые я хотел задать, но не мог, вроде: «Синди знает? Как это случилось? Где он находится? Когда они смогут переехать? Неужели это правда?»

Аня потирала руки и покачивалась с пятки на носок и обратно, будто она тоже переезжала. Похоже, она искренне радовалась за нас, хотя даже не знала, что это была моя величайшая мечта. Тетя Бев говорила:

– Что ж, возблагодарим слона на небесах за то, что этот дом разваливается. Это действительно собственность муниципалитета? Выглядит потрясающе.

– Это еще не все, – произнесла Аня. – Некоторые комнаты на фотографиях выглядят так, будто их еще не доделали, потому что дом совершенно новый.

– Правда? – воскликнул я, вспоминая, когда у меня было что-то совершенно новое.

– Вы можете выбрать обои, – улыбнулась Аня. – И бытовую технику. И парадную дверь покрасят в тот цвет, который назовете. Муниципалитет хочет, чтобы новые жильцы чувствовали себя полными хозяевами.

– Что? – спросил я, не очень-то понимая, о чем речь.

Аня рассмеялась. Смех ее напоминал звон колокольчиков, и я тоже рассмеялся. Она повернулась к тете Бев, которая то складывала руки на груди, то опускала их, словно не знала, что ей с ними делать.

– Они назвали эту улицу, на которой построен дом Алекса и Синди, улицей Мира. – Обе нашли это название таким забавным, что захохотали, будто над шуткой десятилетия. – Как выяснилось, политики снесли одну из старых улиц, где раньше строили баррикады, а люди боялись выйти из домов. Не просто улицу, а целый район, и наняли поэта, чтобы он придумал названия всем новым улицам и написал стихотворение, которое выбили в стене вместо фрески с вооруженными людьми.

– Какое стихотворение? – спросила тетя Бев.

– Оно называется «Белфастское конфетти», и написал его Киаран Карсон [19], – ответила Аня, взяла со стола листок бумаги и прочитала: