Кэролин Джесс-Кук - Мальчик, который видел демонов

– Взято из какого-то религиозного текста? Есть в какой-нибудь известной вам религии такая концепция Бороны?

Майкл чешет затылок.

– За десять лет церковных занятий я никогда не встречался с термином «борона». Я этим займусь и посмотрю, с какими строками Библии его можно соотнести. Хотя, насколько мне известно, семья Алекса не религиозна.

– Мы ничего не знаем о его отце, – возражаю я. – Может, он был верующим. В этом случае большая часть сказанного им, вероятно, результат строгого религиозного воспитания. А почему так много внимания праву выбора?

– «Он будет питаться молоком и медом, доколе не будет разуметь, отвергать худое и избирать доброе». Ветхий Завет, Книга Исайи, глава семь, стих шестнадцатый. Нет, пятнадцатый. Свободная воля – фундамент христианства.

– И вы ничего не выяснили насчет отца Алекса?

Он наклоняется ко мне, качая головой.

– Синди не говорила о нем. От Алекса я добился одного: его отец умер и отправился в ад.

– В ад? – удивляюсь я. – Не на небеса?

– Сами видите, он ответил предельно конкретно.

– Десятилетний ребенок не способен на такие интеллектуальные религиозные рассуждения. – Я поднимаю с травы мобильник и смотрю на него, прежде чем убрать в карман. – А что вы думаете о вопросах, которые, по словам Алекса, хотел задать мне Руэн? Он когда-нибудь хотел задавать вам вопросы?

– Нет, пожалуй, нет. Послушайте. – Что-то меняется в его тоне, выражении глаз. Он гладит мою руку. Я отдергиваю ее резко, на его лице появляется тревога. – Что? Я же вытер руки.

– Дело не в этом.

– Тогда в чем?

«Тебе сорок три года, – упрекаю я себя. – Тебе вполне по силам устанавливать профессиональные барьеры». И все-таки я ощущаю стыд, когда говорю ему, в чем .

– Я бы предпочла, чтобы мы оставались коллегами, вот и все.

Майкл смотрит на меня так, будто я сошла с ума, и я чувствую, как горят щеки. Однако в прошлом я позволяла мужчинам выискивать возможность миновать железные ворота дружбы, а потом наблюдала, как вытягивались их лица, когда я наотрез отказывалась ответить взаимностью. Поэтому мне представляется, что лучше заранее расставить все точки над i, чтобы наши взаимоотношения никак не повлияли на получение Алексом надлежащей помощи.

– Что ж, очень жаль. Я не собираюсь идти в театр с кем-то из коллег, вот и подумал, может, мы разделим такси, которое повезет нас на сегодняшнюю премьеру «Гамлета»?

Я облегченно выдыхаю.

– Такси я готова разделить.

Он радостно улыбается.

– Я подъеду к вашему дому около семи. Договорились?

Я открываю рот, чтобы сказать: «Знаете, лучше встретимся прямо там», но Майкл уже рассказывает о своем участке, о брюссельской капусте. О том, что нам надо распить бутылочку домашнего апельсинового сока.

Лишь пытаясь найти наряд для поездки в Большой оперный театр, я осознаю, что за последние несколько недель дело Алекса отняло у меня невероятно много личного времени: квартира обставлена лишь частично, заполнена нераспакованными коробками, а это означает, что у меня нет ни столовых приборов, ни тарелок, ни стульев, и минимум одежды. Я зарываюсь в коробку с надписью «Одежда», достаю с десяток нарядов, раскладываю по красным керамическим плиткам моей гостиной. Все они одинаково черные: юбка до колен и блузка с рукавом в три четверти. Как только я оглядываю этот небогатый гардероб, мысли возвращаются к Поппи. В моей памяти она стоит рядом со мной в нашей квартире, качает головой, когда я достаю одежду из гардероба. Если я совершенно не понимаю, что модно, а что нет, то Поппи родилась с тонким чувством вкуса, могла определить, что с чем сочетается и что кому идет еще до того, как начала говорить предложениями. Помню, как она сидела в ванной около корзины с одеждой, приготовленной для стирки, доставала то, что ей нравилось цветом или на ощупь, обматывала голову и плечи, а потом бродила по нашей маленькой квартире в моих туфлях на шпильках.

«Как насчет этого?» – слышу я свой голос. Я прижимаю к себе очередное черное платье. Она закатывает глаза и качает головой.

«Все у тебя черное. – Она лезет в гардероб. – Почему нет ничего красного? Или оранжевого и даже желтого?»

«Это мои цвета?»

Ее глаза сверкают. «Кожа у тебя смуглая, волосы темно-каштановые, глаза темно-карие».

«Как я понимаю, это означает «да».

Она находит белое платье, задвинутое к дальней стене. «Ага! Оно нам и нужно».

Я оглядываю платье, замечаю, что к ярлыку еще крепится бирка с ценником. Платье от Стеллы Маккартни, купленное импульсивно. Тогда я исповедовала девиз: «Если можешь без этого прожить, проживи… за исключением Стеллы». Ныне я этот девиз чуть укоротила. Поппи сует платье мне.

«Это оно».

Я качаю головой. «Оно слишком узкое».

Глаза снова закатываются. «Мама, ты худая. Щеголяй этим, понимаешь?»

И в тот самый момент, когда ее не по годам взрослые слова звенели в моих ушах, я кое-что замечаю на дне коробке. Что-то такое, чего вроде бы не паковала. Нечто белое. Протягиваю руку и достаю, обратив внимание на бирку. То самое платье. Я не надела его в тот вечер, несмотря на настояния дочери. Заявила, что в нем я – не я.

Раздеваюсь до белья и через голову надеваю платье. Элегантно подрезанное выше колена, с одним рукавом, скромным вырезом у горла чуть ниже ключиц, золотистой молнией на боку, оно сидит на мне как влитое. И в нем я по-прежнему не я.

В семь часов раздается автомобильный гудок. Я хватаю брифкейс, талисман и выбегаю из дома. Майкл стоит у такси. В костюме темно-синего цвета и белой рубашке без галстука, волосы зачесаны назад. Дверцу он держит открытой.

– Добрый вечер, – произносит он.

Я замираю, в полной уверенности, что неправильно выбрала наряд.

– Вы выглядите очаровательно, доктор Молокова, – заверяет он с легким поклоном.

Я улыбаюсь ему и запрыгиваю на заднее сиденье.

В Большом оперном театре я предлагаю Майклу идти в зал и найти наши места, а сама ищу кого-нибудь из сотрудников, чтобы пройти за кулисы и убедиться, что Алекс в полном порядке. Замечаю серебристую голову Джо-Джо среди толпы в фойе и выкрикиваю ее имя. Она поворачивается на звук, и я машу рукой.

– Все хорошо? – спрашиваю я, когда мы находим свободный уголок рядом с лестницей. – В смысле с Алексом?

Лицо у нее напряженное.

– С Алексом все превосходно, – отвечает она. – Только у нас один выбывший. Точнее, одна. Кейти, которая играет Гамлета. Слава Богу, у нас есть дублерша, чтобы занять ее место, но кто мог такое представить? В день премьеры?

– Что случилось?

Джо-Джо прижимает руку ко лбу.

– Несчастный случай. Бедняжка упала с лестницы, сломала ногу в шести местах. Но мы закрыли пробоину. И сегодня из Лондона приезжает режиссер по подбору актеров. Роуз Мерделл, слышали о ней?