Кэролин Джесс-Кук - Мальчик, который видел демонов

Какие бы воспоминания ни расшевелили эти начальные ноты, они вызвали не только картинку, возникшую перед мысленным взором. На сей раз воспоминания заполнили вены, кожа ожила под мягкостью ее кожи, как в тот раз, когда я впервые держала на руках Поппи, щечкой к груди, а ее головка умещалась в моей ладони. Реальность ощущений потрясла меня. Но они и искушали. Я вновь опустила руки на клавиши и продолжила. Ощутила лопатки дочери, прижимающиеся к моим ладоням, когда я подняла ее на руки после падения с велосипеда, словно музыка стала проводником между мной и тем моментом, перенеся меня сквозь время.

Я играла.

Через кисти в руки и далее по всему телу растекалось ее тепло, как в тех случаях, когда она, забравшись в мою кровать, прижималась ко мне после кошмарного сна. Ее ноги сжимали мои, гладкие волосы щекотали подбородок. Когда я закончила первую часть, сердце мое билось очень часто. До конца оставалось несколько тактов, но вдруг раздался громкий стук в дверь. Я перестала играть.

– Войдите.

Очень медленно дверь открылась. Я ожидала увидеть Мелинду или какого-нибудь студента, не заметившего моего имени в списке репетирующих, который висел в коридоре у двери. Но в класс вошел низенький и очень старый мужчина, лысый, сгорбленный, в потрепанном твидовом костюме, пожелтевшей рубашке и коричневом галстуке-бабочке. Я начала объяснять, что получила разрешение на репетицию до окончания часа, но замолчала, потому что что-то в нем мне показалось очень знакомым. Попыталась вспомнить, откуда могла его знать. Посеревшее лицо, густо изрезанное морщинами, выступающие вперед губы, островки седых волос на затылке. Он переступил порог, волоча ноги.

– Могу я вам чем-нибудь помочь? – вежливо произнесла я.

Он остановился, чуть распрямился, улыбнулся. Я отпрянула. Даже для человека его лет он выглядел отталкивающим.

– Вы слишком отделяете один звук от другого, – сказал он с легким акцентом, но я не могла понять, с каким именно. – Или вы не обращали внимания на фразировочные лиги?

Я посмотрела на листок с нотами, который лежал передо мной.

– Вы про это?

– Я сочинил музыку, которую вы играете. – Он низко поклонился. – Сожалею, что вы получили это произведение не из моих рук.

Я наблюдала, как мужчина медленно поворачивается и закрывает за собой дверь.

– Это ваше произведение?

– Разумеется, мое. – Он двинулся к роялю. – Вам нравится?

Я в недоумении поднялась.

– Кто вы?

Он уже обходил рояль, заложив руки за спину. Я наклонилась, чтобы взять брифкейс. Когда подняла голову, мужчина стоял справа от меня, достаточно высокий, чтобы наши глаза оказались на одном уровне. Только радужных оболочек у него не было. Их словно закрыла однородная серая катаракта. И напоминали они камушки. Я ахнула и отступила на шаг.

– Аня! – Он наблюдал, как я пячусь. – Аня!

Я почувствовала, как бьется сердце и трясутся руки. Посмотрела на дверь.

– Вы хотели бы иметь этот рояль? – Он улыбался. – Или такой же, как этот?

Он вновь двинулся вокруг рояля, ведя скрюченными пальцами по черному корпусу. Я пыталась сообразить, что происходит.

– Вы сказали, что написали это произведение? – Любопытство взяло верх, несмотря на исходящее от него ощущение угрозы, заполнившее репетиционный класс.

– Вы больше не собираетесь играть?

– Другой человек, которого я знаю, говорил, что он написал эту музыку, – произнесла я.

Мужчина взглянул на лист с нотами и улыбнулся.

– Вы знаете Алекса? – спросила я, внимательно наблюдая за ним и продвигаясь к выходу.

Он посмотрел на дверь. Клянусь, я услышала, как щелкнул замок. Пот выступил на спине и под мышками. Я сказала себе, что надо сохранять спокойствие, бояться нечего, ему лет семьдесят пять, и если я не смогу отбиться от мужчины его возраста, тогда напрасно двадцать лет держала себя в форме. Но речь шла не о физической силе. Я чувствовала себя связанной, попавшей в ловушку, и свет в репетиционном классе мерк, в углах сгущались тени.

Я вспомнила про мобильник. Трясущимися руками вытащила его из кармана и начала набирать номер. Секундой позже дисплей потух. Разрядился аккумулятор.

– Алекс говорит, что вы – демон.

– Негоже называть так друга семьи, правда? Или на то есть причины? – Мужчина сел перед роялем и улыбнулся.

– Вы пришли в университет, чтобы взглянуть на рояль? – спросила я, пятясь к двери.

Он оказался позади меня, у двери. На его лице читалась угроза. Я охнула. Здесь творилось что-то очень, очень странное. На мгновение я поверила, что у меня острый психоз, руки неистово тряслись, пол под ногами закачался.

– С вами все в порядке? – услышала я его слова.

Я почувствовала, как сворачиваюсь калачиком на полу, к которому меня буквально притянуло. В сердце, которое только что казалось тяжелым камнем, внезапно образовалась пустота. Подобные ощущения я уже испытывала, когда увидела Поппи в окне и прыгнула к ней, но вновь опоздала на полсекунды, руки остались пустыми, а момент моего движения продолжал сказываться на всем, что я делала теперь: ее недостижимость давила на меня.

Потом все ушло.

Мои глаза оставались плотно закрытыми, но тело наполнилось солнечным светом. Темнота отступила. Снова и снова я чувствовала, как по мне прокатываются волны тепла. Я оторвалась от пола, словно кто-то поднял меня, и каким-то чудом обрела невесомость.

Мысленным взором я больше не видела Поппи в момент ее смерти. Ее встревоженное, прекрасное лицо возникло передо мной, и она положила руки мне на плечи. Начала трясти. «Все хорошо, мамочка. Я здесь. Прямо здесь». Я хотела открыть глаза, но боялась, что она исчезнет. Вместо этого увидела, как мои руки протянулись вперед, коснулись ее лица. Она чуть повернула голову, чтобы поцеловать мою руку. «Мамочка, ты не потеряла меня. Все действительно хорошо. Понимаешь?»

Я притянула ее к себе, моя грудь вздымалась и от облегчения, и от неверия. Наконец она подалась назад и посмотрела на меня. Выглядела дочь старше, темно-каштановые волосы стали длинными, окаймляли лицо роскошными, как у красавиц Боттичелли, локонами, в карих глазах читалось только спокойствие. Никакого страха, никакой темноты.

«Теперь возвращайся, – сказала она. – Я тебя люблю».

Когда я открыла глаза, Мелинда склонилась надо мной, била ладонью по лицу и выкрикивала мое имя. Я почувствовала, как делаю глубокий-глубокий вдох, словно только что вынырнула из глубин океана. Руки и ноги онемели, голова гудела, как при сильном похмелье. Резкий запах духов Мелинды ударил мне в нос, и я вновь распласталась на полу. Ужас на ее лице сменился облегчением, когда я вновь села.

– Господи, дорогая… я подумала, что вы умерли! – воскликнула она.