Сьюзен Сван - Что рассказал мне Казанова

Пока Доменико рисовал, я рассказал ему о своем трактате, посвященном балету, изображающему жизнь полководца Кориолана. Я описал данное действо как аллегорическую критику на венецианский сенат и его законы, регулирующие расходы, особенно те, что касаются ограничений в одежде женщин. (Я ни словом не обмолвился о том, что ты помогал мне составлять тот текст.) Доменико от всей души посмеялся над моим бессердечным порицанием этих изысканных танцоров и добавил, что искусство никогда не является просто развлечением. Художник заявил, что оно всегда служит взглядам, правящего класса. В свое время я тоже так думал, хотя теперь содрогаюсь при мысли о том, сколь развращающим показалось бы мне действие данного балета, будь я пуританской девушкой.

День независимости пришел и ушел, а я даже не заметила. До того жарко, что далее думать ни о чем не хочется. День ото дня жара все усиливается, и сегодня мы сидим в своих комнатах. Даже Джакомо, который любит солнце, страдает от него. К вечеру стало прохладнее, и мы смогли поужинать кальмаром, приготовленным в собственном соку, и салатом из помидоров и лука, слегка сбрызнутых оливковым маслом. Когда я пришла в свою комнату, то нашла там приколотую к подушке записку: «Дорогой мой Желанный Философ, прочитай эту маленькую книжку, если хочешь завершить свое образование. Джакомо».

Книга называлась «Тереза – философ». Это был французский антидерковный памфлет, сочиненный до революции. Я заметила его еще на книжной полке в доме Бенджамина Франклина в Пасси и даже успела тогда прочитать несколько страниц, но потом отец застал меня за этим занятием. Он спрятал роман, с улыбкой сказав, что мне надо подождать и сперва научиться любви со своим мужем.

Роман повествует об аббате, наставляющем юную девушку, Терезу, в искусстве взаимного наслаждения. Аббат этот считает, что удовольствие полезно для обоих полов, если только не идет в ущерб общественному порядку. Также в книге утверждается, что, поскольку тело женщины – это уменьшенная версия тела мужчины, оно тоже может наслаждаться искусством любви. Это та самая философия, которую Джакомо Казанова превозносил в Пирее. Я размышляла над этой книгой а затем отправилась в постель проверить кое-что на себе. Я последовательно нажимала на пульсирующую область моего женского существа и скоро погрузилась в сон в счастливом изнеможении».

Наверху у себя в номере Ли отставила в сторону бокал вина. Ей надо было собраться и закончить приготовления к своей лекции в Британском консульстве. В конце концов» именно гонорар за это мероприятие позволил доктору Пронски оплатить путевые расходы.

Но, боже мой, какой же долгой и утомительной была эта поездка из Патраса. Они с Китти всегда хотели отправиться в Грецию, и в путеводителе было сказано, что это очень легкое необременительное путешествие, приятно завершающееся автобусной экскурсией в конце дня. Однако, похоже, Люси записала продолжительный переезд на пароме в и без того внушительный список своих обид. И отель – тоже. А как Люси заявила, что ей не нравится Греция! Кто бы мог ожидать от подобной тихони такого гнева! Как будто частица Китти вдруг сверкнула в этой девушке.

Ли надеялась, что Люси досталась хорошая комната. Ей следовало объяснить, что они с Китти всегда останавливались в «Афине», так как любили это обаяние увядания. Слишком многие новые афинские отели были всего лишь уродливыми копиями американских комплексов. Но сейчас Ли слишком устала, чтобы спускаться вниз и проверять, как там устроилась ее спутница. В конце концов, комнаты здесь мало чем отличались друг от друга. По-гречески гостиница называлась «xerwthonio», то есть место собрания чужаков, – и это было подходящим описанием для «Афины».

Завтра они завтракают с ее подругой, гидом Кристин Хармон, которая организовала церемонию в честь памяти Китти. Природное очарование этой женщины, может быть, успокоит Люси. Эх, если бы любимая Ли была с ней сейчас, то она точно заставила бы ее работать над своим выступлением.

«Я никогда не буду такой же красноречивой, как Китти, – подумала Ли с печалью. – Или такой же хорошей». Своей ревностью она нередко расстраивала мать Люси, но та никогда не переставала верить в нее. А теперь слишком поздно для сожалений. Ли стояла у окна, глядя на Акрополь. Ну что ж, она сама не пыталась изменить традиционных представлений археологов. Ее аудитория, состоящая из английских эмигрантов, будет более отходчивой и жадной до новостей от англоговорящего лектора. Но все равно, даже они попросят Ли прямо ответить на вопрос: были на минойском Крите кровавые жертвоприношения или нет? Именно это они захотят знать. Этот постоянный нездоровый интерес к насилию, до чего же он ей надоел.

На следующее утро Люси проснулась рано. Она накормила кота консервированным тунцом и закапала ему в глаза капли. Антибиотик, казалось, действовал на кота как снотворное, и скоро он заснул на подушке. Девушка специально оставила окно открытым и вышла исследовать Плаку. Покинув отель, Люси принялась составлять список того, что ей не понравилось в этом городе. Во-первых, умывальня в отеле, она же душевая кабина, где на стене был приклеен знак с английской надписью, призывающей бросать использованную туалетную бумагу в корзину. Похоже, с водопроводом тут такие же проблемы, как и во времена Желанной Адамс. Затем мутный желтый свет от смога – загрязнение атмосферы в Афинах было намного сильнее, чем в городах США и Канады; лохматый мужчина, зазывающий ее поесть в ближайшую таверну; переполненная туристами площадь, забитая магазинами, смотрящими на посетителей своими стеклянными глазами, чтобы отпугнуть злых духов; многочисленные стойки, заполоненные открытками, среди которых можно было найти изображение злобных кентавров, радостно держащихся за свои огромные тюльпанообразные пенисы.

Идя по широкой шумной дороге к Акрополю, Люси поняла, что не там свернула. Она заблудилась в узких улочках Плаки. Удивленная, девушка остановилась около кофейни, чтобы сориентироваться, и полезла в рюкзак за картой Афин, по ошибке вытащив арабский манускрипт в непромокаемом футляре. Этим утром она положила его к себе в сумку, намереваясь изучить рукопись в тихой, спокойной обстановке. Скоро дневник Желанной Адамс подойдет к концу, и Люси было интересно, обнаружится ли там какая-то связь с этим таинственным документом. Девушка присела за столик и вытащила карту. Определив наконец, где же она находится, Люси снова решила заняться дневником.

За столиками мужчины и женщины читали газеты и болтали друг с другом по-гречески. Рядом с ней сидела в одиночестве пожилая женщина в обтягивающем джерси, держа на коленях путеводитель и оглядывая помещение, как будто кого-то ожидая. Незнакомка повернулась, чтобы посмотреть на греческого парня в голубой рубашке, промелькнувшего мимо кафе на мотоцикле. Люси следила за взглядом женщины до тех пор, пока гул двигателя не превратился в отдаленный комариный писк.