Сьюзен Сван - Что рассказал мне Казанова

Люси села рядом с ним, ее глаза были полны слез.

– Ужасно потерять своего любимца.

Теодор присел на корточки и повернулся к ней.

– Ну вот, расстроил незнакомую девушку.

– Нет-нет, – сказала Люси. – Я счастлива помочь вам. Ваш щенок был очень красивым. – Она передала ему бумажную салфетку, и Теодор, благодарно кивая, стер грязь со своих пальцев.

– Спасибо вам за доброту. У вас очень отзывчивая душа. – Он поднялся на ноги, и Люси вместе с ним. Затем молодой человек взял лопату и продолжил свою работу. Закончив, он спросил:

– Можно угостить вас кофе?

– Это было бы замечательно. Но я должна предупредить свою подругу, – ответила Люси.

Она разбудила Ли и повела ее знакомиться с Теодором. Он отряхнулся и теперь сидел на скамейке у дорожки, куря сигарету, а храм Тесея сверкал на солнце позади него. Люси поразило, насколько это зрелище напоминает плакат с рекламой сигарет; такие плакаты развешаны в Афинах повсюду. В этой греческой рекламе «Karelia Lights» не пытались ничего смягчить или сделать политкорректным: мужчины жадно затягивались сигаретами, похотливо рассматривая равнодушных женщин в просвечивающих белых платьях.

– Теодор, – сказала Люси. – Это моя… моя подруга, Ли Пронски.

– Yiasou, [21] Ли.

– Доктор Пронски. – Она пожала его протянутую руку. – Вы живете в Афинах?

– Я работаю на «Долфин Трэвел». Вы из Америки, доктор Пронски?

– Я в детстве жила в Бруклине, – ответила Ли.

– Значит, я правильно распознал акцент. В моем бизнесе без этого нельзя.

– Я бы на вашем месте не была такой самоуверенной. Я большую часть жизни провела в Торонто. – И, невзирая на его удивленное лицо, Ли отвела Люси в сторону.

– Выглядит он вполне прилично, – прошептала она. – Хотя бог знает почему он таскался по Афинам с собакой в такую жару. – Похороны щенка не произвели на Ли впечатления.

– Это тот человек, который вернул мне старый манускрипт, – пояснила Люси. «Как вообще мать жила с Ли? Ее хоть что-то может растрогать?»

Повернувшись к Теодору, Ли произнесла:

– Ну что ж, мы согласны выпить с вами кофе.

– Ли, я думаю… – Люси хотела сказать, что вообще-то пригласили только ее, но молодой человек перебил, заявив:

– Я сейчас подгоню машину. Подождите здесь, пожалуйста. Endaxi? [22] – Он подобрал лопату и ушел, оставив Люси с Ли.

И уже через несколько минут все трое сидели в маленьком «фольксвагене» Теодора, громыхающем по Поссидоносу, широкому прибрежному бульвару. Они проезжали мимо автомобильных салонов, освещенных витрин магазинов и больших террас, заполненных столиками, за которыми сидели мужчины и женщины, потягивающие «Метаксу».

– Вы заведете другую собаку? – спросила Люси. Девушка смотрела в затылок Ли, которая сидела там, где надеялась быть она сама, на переднем сиденье, рядом с водителем.

– Не сейчас, возможно в следующем году. Если, конечно, найду кого-нибудь, подобного Эонати. – Он слегка повернул голову, смотря на нее в зеркало заднего вида.

– Я знаю, что некоторые греки выбрасывают мертвых собак в помойку, – громко произнесла Ли, пытаясь перекричать рев транспорта.

Теодор не ответил. Они проехали мимо амфитеатра в виде лошадиной подковы; затем последовали кварталы бетонных коробок, балконы которых, увитые цветами, были затенены тентами в тигриную полоску. Машина пронеслась мимо складов и портовых помещений, мимо рыночных рядов, переполненных рыбой, помидорами, бочонками оливок, прогремела по Пирею и наконец остановилась около маленькой таверны на небольшом холме возле гавани. На краю дороги, с другой стороны таверны, Люси увидела пустые столики, накрытые клетчатыми скатертями, на которых лежали столовые приборы. Абсолютно никакой защиты от выхлопных газов машин, а расположение столиков вынуждало официантов постоянно пересекать засуженную машинами улицу.

– Yiasou, – поприветствовал Теодор официанта, улыбнувшегося посетителям и поставившего перед ними бутылку домашней рецины. Они жадно накинулись на напиток и нашли, что она очень даже ничего, во всяком случае не отдает скипидаром. Люси посмотрела на гавань, забитую греческими паромами и огромными белоснежными круизными лайнерами. На пристани во всех направлениях, сгибаясь под тяжестью сумок, сновали люди, как будто уже опаздывая на свои рейсы.

Перед ними появилась темноволосая женщина с тарелкой anihikolokiïhia – жареных кабачков цукини, первых в этом сезоне. Еще она поставила на стол блюдо с цацики и большую миску салата horiatiki. Толстые яркие листья салата лежали среди колец лука и томатов, подобно маленьким библейским скрижалям, приказывающим наслаждаться. Ли сказала женщине что-то по-гречески, и та вернулась на кухню, не проронив ни слова.

– Моя мать всегда неловко чувствует себя, общаясь с незнакомцами, – сказал Теодор, грустно покачивая головой.

– Это была ваша мать? – спросила Люси.

– Видите ли… мама… она… она очень стесняется, когда мои друзья узнают, что она – повар. Она родом из Стамбула, выросла в хорошей семье. Мы все потеряли после смерти отца, и вот… – Он махнул рукой в сторону кухни.

– Как же это тяжело для нее! – воскликнула Люси.

– А где вы живете? – поинтересовалась Ли.

– Мы с мамой живем в квартире рядом с площадью Конституции.

– Вы живете с матерью? – улыбнулась Люси.

– Разумеется. А ваша мама, Люси? Где она?

– Моя мать умерла.

– О, мне очень жаль. Она была хорошей женщиной?

– Она была известным археологом. – В очередной раз повторив заученную фразу, словно бы из некролога, Люси вдруг поняла, что опять говорит каким-то не своим, искусственным голосом. Она уже привыкла так говорить о Китти.

– Мать Люси изучала минойскую культуру на Крите, – добавила Ли.

– На Крите? Вашей матери нравился Крит? Она была, умной женщиной, я знаю! Какова мать, такова и дочь! – Теодор поднял бокал за Люси, оценивающе на нее посмотрев, и та поняла, что краснеет.

– За мать Люси и за… Эонати, мою маленькую, белоснежную девочку.

Они выпили, чокнувшись бокалами. Рецина сделала свое дело, и неожиданно Люси представила себя с Теодором наедине в комнате.

– Люси работает в архивах, – сказала Ли. – Я всегда думала, что на выбор ее профессии повлияли занятия ее матери.

– Да? И чем же именно? – заинтересовалась Люси.

– Ну как же. – Ли налила себе еще один бокал вина. – Архивисты и археологи – хранители коллективной памяти человечества. Но, тем не менее, ты не разделяешь ее любви к Греции.

– Вам не нравится Греция, Люси? – спросил Теодор.

– Нравится. Греческая еда.

– Для меня еда – это серьезно. – Он махнул рукой в сторону блюд с mervdes – маленькими коричневыми рыбками, запеченными в тесте, chortopitakia – небольшими пирожками со шпинатом, и маслянистой зеленой долмой. – Так что ешьте на здоровье!