Сьюзен Сван - Что рассказал мне Казанова

Я не забыл, как он хитростью переписал мой рассказ «Медовый месяц писца» и предложил его Великому Султану, выдав за свой, когда Вы приказали нам сочинять занимательные истории во время длинных, дождливых недель прошлой зимы. Правда, мой недруг выпустил мое изысканное окончание, нелепо предположив, что оно вызовет Ваш Высочайший Гнев. Помнит ли Могущественный Халиф эту историю? Однажды ночью, сидя вокруг костра, когда мисс Адамс спала, я полностью пересказал ее шевалье де Сейнгальту, который был очарован финалом. Я смиренно позволю себе напомнить его здесь, дабы доставить удовольствие своему Повелителю:

«Я принял ее скромное предложение и уже начал вводить мое перо в ее чернильницу, когда она воскликнула: «Одна треть, этого уже предостаточно. Разве ты не видишь, что внутренняя часть еще ни разу не получала надлежащего оттиска?» Но было уже поздно. Головка моего инструмента наклонилась под углом, чернила вытекли, а мои чувства нашли свое полное удовлетворение».

Очень мало людей понимают душу писца, и я считаю Могущественного Халифа одним из них. Сущность наша вот в чем: если мы не переписываем слова Всемогущего Аллаха, то мы не живем».

Тут Эндер отложил свой ноутбук, так как Люси рассмеялась.

– Прошу прощения, Эндер. Этот писец выказал вечную озабоченность мужчин размерами!

– Это необычная, старомодная и забавная история, – согласился Эндер. – Если, конечно, не замечать очевидную незаинтересованность писца в удовлетворении своей партнерши. Ах да, чуть не забыл! – Он поднялся и исчез в другой комнате, вскоре вернувшись с маленькой эмалированной деревянной коробочкой.

– Это пенал писца. Я нашел его сегодня утром на столе моего дяди. Он любит собирать старые вещи. А это было внутри, – сказал Эндер, передавая Люси коробочку. – Мой дядя скорее всего положил туда вот это, чтобы показать, как выглядел человек, использовавший некогда пенал.

На открытке был изображен писец, сидящий на загроможденном полу и водящий кистью в книге, лежащей у него на коленях. Люси была тронута его утонченным и слегка презрительным видом и тем, как писец изящно держал свое тростниковое стило.

– Видите, как серьезно он выглядит посреди этого хаоса? Я думаю о признании автора нашего манускрипта – если он не переписывает слова Всемогущего Аллаха, то не живет!

– Да, он выглядит как человек, принимающий свою работу и свою веру всерьез. – Она положила открытку и раскрыла маленький пенал, осторожно вынув тростник. Он казался хрупким на ощупь. Люси быстро положила его обратно. Бог знает, какими старыми были эти предметы, подумала она.

– А из чего писцы делали свои чернила?

– Обычно из ламповой сажи. И это напомнило мне о еще одной увлекательной истории. Архитектор Сулеймана Первого так спроектировал свою мечеть, чтобы воздушные потоки приносили сажу со всех масляных ламп в здании в специальную комнату. Копоть оседала на стенках комнаты, и слуги приходили и соскребали ее, чтобы делать чернила.

– Вы серьезно, Эндер?

– Мы туда как-нибудь сходим, и я покажу вам эту комнату. Верите ли вы в это или нет, но наши предки знали множество различных трюков.

– Вы шутите. – Люси на секунду замерла. – Вы религиозный человек?

– Я вырос мусульманином, но сейчас не исповедую ни одну веру. Я по мере возможности избегаю религиозных доктрин. – Эндер махнул рукой. – Они – причина слишком многих бед в этом мире.

– Но у вас есть своя вера, Эндер. У каждого из нас она есть. Моя, наверное, состоит в том, что мне важно содержать все документы в порядке, – прибавила Люси, вспомнив как Ли тогда в Афинах сказала, что она выбрала профессию под влиянием дела матери.

– Ну тогда мое хобби – изучение Оттоманской каллиграфии – это и есть моя вера. Позвольте мне рассказать вам историю, объясняющую, почему к письму в исламе относятся именно так. Однажды исламский ученый увидел мальчика, сидящего на сосуде с маслом, произведенным в Англии.

«Вставай, – сказал он мальчику. – Ты загораживаешь надпись на одной из сторон».

«Это письмо неверных, – возразил мальчик, указывая на английские слова».

«Да, есть мусульмане, и есть неверные, – ответил писец. – Но всякое письмо одинаково священно».

– Мне нравится эта история, – сказала Люси тихо.

Молодой человек посмотрел на нее с такой теплотой, что девушке пришлось опустить глаза, притворяясь, что она поглощена созерцанием эмалированной коробочки его дяди.

– Хорошо. А теперь позвольте мне прочитать вам еще один фрагмент манускрипта. – Эндер ухмыльнулся, открывая ноутбук. – Сдается мне, там полно сюрпризов.

«Но я отклонился от своей цели, о Могущественный Халиф. Я вспоминаю ту ночь, когда решил обсудить с шевалье план нашего побега. Мы перешептывались, обсуждая подробности, после того как разбойники погрузились в свои опиумные грезы. Мой спутник производил впечатление человека недюжинного воображения и таланта, которого при этом не раз трепала судьба. Он взял на себя ответственность убедить мисс Адамс, что у нас нет иного выхода.

Я не знаю, слышал ли Могущественный Халиф историю о Бендис. Но когда воры танцевали вокруг костра, на каменистом обрыве появилась фигура, и, в результате моей сметливости, наши похитители узрели богиню.

Один за другим эти идолопоклонники взбирались на утес и падали пред ней ниц. Когда очередь дошла до разбойника, охранявшего Махмуда, он потянул принца за собой, думая, что иначе он воспользуется этой возможностью и убежит. Ошибочно поверив в то, что я в ужасе от их презренного поведения, они и мне позволили взобраться по ступенькам, вырезанным в скале, с опущенными руками и склоненной головой. Когда мы приблизились к уступу, луна, зашла за тучу и все вокруг погрузилось во тьму. Тихо ругаясь, охранник Махмуда зажег маленький факел и толкнул юного принца вперед. Перед нашим взором предстала обнаженная фигура, высокая, с руками такими же мускулистыми, как и у наших дворцовых стражников. Тем не менее идол воров был очень женственным, с рубиновыми губами и глазами, сиявшими величественной лазурью Босфора в летний день. А потом богиня вдруг крикнула нашим перепуганным похитителям, что их маки снова вырастут, если они освободят пленников.

Пораженный, Махмуд шагнул вперед, исчезнув из лучей света факелов, и чуть не упал с обрыва. Он крикнул, но тут его схватили за руку, и идол прошептал его имя. Когда факел снова зажгли, богиня исчезла. Молодой принц был встревожен и глубоко взволнован увиденным до тех пор, пока я не сказал ему, что это была рука Аллаха Всемогущего, который, для того чтобы его поддержать, воспользовался языческой богиней Фракии.

Я не сказал Махмуду, кто скрывался под этим образом, мой Повелитель. Но я смиренно прошу Могущественного Халифа обратить его драгоценное внимание на храбрость чужеземки, схватившей принца за руку в присутствии наших похитителей. Она не знала, что Махмуд будет среди верующих, и, если мне будет позволено смиренно добавить, даже принимая в расчет силу моего убеждения, этой девушке было действительно страшно стоять обнаженной в лунном свете.