Сара Маккой - Дочь пекаря

Нет, она не была занята, но ей стало неуютно, и она боялась, что за обедом это не пройдет.

– У меня в понедельник тест, – соврала она, и он догадался, что это ложь, – улыбка его смягчилась.

Мама Ребы и сестра Диди не приехали – были заняты. У мамы собрание Лиги [13], Диди готовилась к выпускным экзаменам. Приглашение было приятно Ребе, но при виде замечательных Сашиных родителей ее охватила тоска по родным – по маме, Диди, даже папе. Безнадежная тоска.

– Успехов в учебе, – сказал мистер Роуз. И удалился со своими женщинами под руку.

Закрывая за ними дверь, Реба глянула в зеркало и столь беспощадно сопоставила свое отражение с симпатичными Роузами, что тут же натянула на голову капюшон толстовки, бросилась на кровать и зарылась в одеяло, как мышь в нору.

Реба вечно депрессовала и комплексовала. Толстая там, где надо быть худой, плоскогрудая и слишком высокая, она не дружила с девчонками в классе – те были все как на подбор тусовщицы и чирлидеры, младшие сестрички друзей Диди. В шестнадцать, когда умер папа, Реба окончательно порвала с обществом и после школы торчала в кабинете журналистики над мирными газетными разворотами и безмолвными фотографиями.

В первом семестре Диди посоветовала ей чем-нибудь заняться: йогой, танцами, плаванием, рисованием. Начать новую жизнь. Вместо танцев Реба отправилась на бокс: пара перчаток и спарринги с тренером. В кампусе все знали ее по фотографиям в «Дейли кавальер»: выпяченные губы (под ними капа), всклокоченные волосы под банданой; в перчатках, наготове. Как будто и не из тех Адамсов. Вот Диди была выдающейся дебютанткой: дочь ветерана Вьетнама, правнучка владельца одного из крупнейших сталелитейных заводов Ричмонда, розовощекая, улыбчивая, живая и остроумная. Диди уже училась на юрфаке. А Реба… Все кропала в блокнот и одевалась как парень. Мама и сестра, наверное, разочарованы.

И вот, по странному выверту ума, она решила подражать Саше, учиться у нее и, может, перенять ее изысканность. Первый шаг: стать веганом. Она узнала все о стиле жизни и диете. Оказалось, что правила суровы: веган не должен есть животных, точка. Реба решила, что дело защиты животных того стоит, но совсем уж никого не есть – это слишком. И она выбрала коров. Никакого йогурта и сыра, масла и говядины. Каждым несъеденным мороженым она спасет корову. Так она и поступала недели три.

Потом пришел День святого Валентина, и Саша напомнила ей, что ради производства шоколада у телят отнимают молоко матери. Саша с бойфрендом пошла в Общество защиты прав животных на веганский банкет «Вегги Виагра», а Реба осталась дома.

Тоска в тот вечер стала почти невыносимой. Она просто глодала Ребу изнутри. Голодный волк, как выражался папа. Днем, говорил он, этот волк крадется за ним, прячась в тени, а ночью ка-ак выскочит – и все в клочки раздерет. Так он рассказывал девочкам, а глаза были мутные-мутные. Потом нальет себе еще стаканчик, отхлебнет, улыбнется и скажет шутливо: только маме ни словечка. Они обещали не говорить, а сами скрещивали пальцы за спиной: тогда обещание не действует. Впрочем, мама все равно отмахивалась:

– Сказки про злого буку. Он много чего болтает, когда на него находит. Идите спать, девочки, доброй ночи.

После смерти отца, разбирая его бумаги, Реба нашла медицинскую карту. Оказывается, он годами лечился от тяжелой депрессии электросудорожной терапией и каждый четверг посещал психиатра в медицинском колледже Вирджинии. Доктор Генри Фридель отмечал, что еще «в преморбидном периоде» ее отец страдал от хронической тоски, тревоги, безнадежности; часто объедался, а затем надолго терял аппетит; его мучили бессонница, неспособность принимать решения, чувство вины, сильные перепады настроения и измененное чувство реальности. Читая этот список, Реба напряглась: полный список ее симптомов. Далее доктор Фридель замечал, что все эти давние симптомы были скрыты от армейской медкомиссии и в боевых условиях обострились.

Там же лежала стопка записей с отцовских психотерапевтических сессий. Когда Реба складывала их в коробку, один листочек скользнул на пол. Любопытство победило, и Реба прочла:

28 февраля 1985 года

В дополнение к предыдущим жалобам пациента и вышеупомянутому лечению, мистер Адамс продолжает страдать бессонницей из-за ночных видений и флэшбэков, связанных с его участием во Вьетнамской войне. В разговоре он по-прежнему вспоминает женщину и ее несовершеннолетнюю дочь из Сон-Тинха, которых он, по его утверждению, изнасиловал под влиянием психотропных веществ, нелегально приобретенных у местных жителей. Мистер Адамс сообщает, что впоследствии наткнулся на черного волка, пожиравшего мертвые тела женщин. (Мне не удалось установить, существовал ли этот волк в реальности или, что вероятнее, олицетворяет подсознательную вину пациента.) Особенное внимание пациент обращает на эмблему своего батальона, вырезанную на обнаженных грудях жертв. Мистер Адамс не помнит, сам ли он так изуродовал трупы или это сделали его товарищи, а также сам ли он их убил. Так или иначе, этот эпизод остается главной темой наших бесед и подпитывает его тревогу, вину, резкие перепады настроения и, как следствие, страх одиночества. Пациент колеблется между рационализацией и самообвинением.

Сегодня мистер Адамс вновь подробно описал, как выполнял приказ атаковать деревушку и «зачистить» всех вьетконговцев. На вопрос о том, как он себя чувствовал, убивая гражданское население, женщин, детей и стариков, мистер Адамс ответил: «Нам говорили, что мы должны их прикончить. Мы выполняли приказ. Я старался быть хорошим солдатом. Я не хотел там быть. Я хотел быть дома со своей семьей». На вопрос о том, было ли ему приказано насиловать женщин, мистер Адамс отреагировал бурей эмоций и неуравновешенным поведением, затем попросил ввести ему анксиолитик внутримышечно. Сессия закончилась раньше времени. Я назначил ему лоразепам и запланировал дополнительную консультацию на вторник, 5 марта.

Реба вставила страничку обратно. Хотелось повернуть время вспять, поднять листок с пола не читая. Реба не желала знать секретов отца. Ей хватало и собственных грустных воспоминаний. Она упрятала папки подальше в коробку и заклеила крест-накрест липкой лентой, понадеявшись, что запечатала прошлое и похоронила папиного волка навсегда.

Но в тот Валентинов день, одна в комнате, Реба услышала одинокий, унылый волчий вой, от которого ее пробрала дрожь, и кинулась в магазинчик кампуса, где все было залито светом, купила пинту молока и самую большую коробку вишен в шоколаде.

– Вот ему повезло, – заметил студент-кассир.

Реба кивнула и улыбнулась:

– Ага.

Кассир вообразил, будто ей есть с кем поделиться, думала она дома, поедая вишни ряд за рядом. Молоко выпила прямо из упаковки. Сладкое, как всякий запретный плод.