Драго Янчар - Катарина, павлин и иезуит

– Мне холодно, – сказала Катарина вечером, когда за окном горели костры и они с Виндишем, избранником ее юности, прилегли отдохнуть, – я очень озябла. – Сейчас лето, – ответил Виндиш, – сейчас невозможно озябнуть. – Мне холодно, – сказал она, – накрой меня. – Не было над ней ни неба, ни звезд, сиявших тогда, весной, когда ее укрыл одеялом кто-то другой; над ней был потолок, это замкнутое пространство, добросовестные и сильно напуганные караульные монотонно перекликались на значительном расстоянии от монастыря, самые дальние крики доносились уже с поля. Он накрыл ее своим тяжелым телом, лег на нее своим толстым животом. – Я не это имела в виду, – сказала она. Я зябну от холодных ночлегов, – подумала она, – от льдистых гор где-то вокруг, я зябну потому, что неожиданно исчез Симон; холодом веяло на нее и от горячего тела Виндиша, под которым она лежала почти неподвижно, от него тоже не было тепла, хотя тело у него пылало, источая запах, излучая животную теплоту – тепло округлостей лошадиного крупа, на котором весь день во время строевых занятий восседало это округлое тело, – ах, как мне холодно, – подумала она.

– Ты не должна думать, – сказал Виндиш, поднявшись, он отдышался и выпил вина из кувшина, – что ты такая же, как Клара или те другие женщины. – Он сказал это ласково, почти нежно, насколько вообще был на это способен. Она не думала о таких вещах, ее просто бил озноб, и только.

– Ты не поедешь с ними, – сказал он, – у тебя будет своя повозка, поедешь в командирской повозке, почти что в карете. А когда вернемся, – и голос Виндиша зазвучал мечтательно, – я стану полковником, а ты – моей дамой, будешь разговаривать с придворными дамами, а у меня на груди появится орден победы.

Она не думала о том, как ей будет приятно разговаривать с придворными дамами, пока она умывалась, все тело ее дрожало от холода, а Виндиш, избранник ее юности, тем временем повернулся на бок, так что под его тяжестью заскрипела деревянная кровать, и громко захрапел, упоенный своими победными мечтами.

Катарина стояла перед зеркалом, масляный светильник бросал на ее лицо тени, и хотя она умылась, не была умытой, как в то утро, когда впервые проснулась с Симоном, и взгляд ее не был ясным, глаза стали мутными, как у ветхозаветной Лии, у Лии были мутные глаза, а Рахиль отличалась стройностью стана и красотой лица, а я – некрасивая, – подумала она, – я непривлекательная, я – не Рахиль, глаза у меня мутные, может, я была Рахилью, а сейчас уже нет; больше никогда она не почувствует того, что чувствовала тогда, весной: что у нее очень густые волосы, умытое лицо и в теле трепещет каждая струнка, никогда не услышит она той утренней музыки. Катарина медленно открыла баночку с черной ваксой для сапог Виндиша и размазала ее по лицу, посмотрела на себя в зеркало: кающаяся Маргарета ненавидела свою красоту и пачкала себе лицо сажей; нет, ничего не помогает, – подумала Катарина, – я не Маргарета и не святая Агнес, любившая небесного Жениха больше, чем римского соблазнителя и всех мужчин этого света, я не Агнес, и распущенные волосы не закроют мое развратное тело, как закрыли ее чистую наготу, когда ее привели в публичный дом; как давно это было: тогда она, еще девочка, в школе при монастыре святой Урсулы в Любляне читала о святой Агнес; нет, я не Маргарета и не Агнес. Я уже и не Катарина. Не нужно было спрашивать, кто эта женщина, что говорит по-венгерски, кто эта Клара, нужно было спросить себя, кто эта женщина, что стоит тут с черной ваксой на лице и смотрит на меня из зеркала мутными глазами?

С точки зрения ангелов, люди ужасны. Часто трудно понять их поступки; ангелы также не могут уразуметь, что в людях господствуют и те духи, что обитают в каком-то пустынном крае где-то по левую руку и при рождении каждого человека весело хохочут. Ангел Катарины, точнее, ангелица, тоже не понимает, что происходит, и, вероятно, этой ночью очень сердится. Дело в том, что ангел не видит суеты множества людей, он видит лишь одного, своего человека, видит ее, Катарину. Поскольку ангел иногда принимает человеческий облик, можно представить себе его там, в коридоре доминиканского монастыря, где во дворе пьяные солдаты орут «виват!», а в комнате Виндиша Катарина слушает тиканье часов; мы можем представить себе этого ангела: скрестив руки на груди и сверкая глазами, он неодобрительно качает головой: ну зачем ей это нужно? Неужели она не чувствует, что здесь нет того тепла, ради которого ангелу понадобилось прилететь сюда к ней с колокольни церкви святого Роха? Из-за этих яйцеобразных часов, чертовой поделки, напрасен весь труд. Но ангел знает, что все происходит не только из-за часов, но и по причине выпитого вина и еще в большей степени из-за того, что Симон так необдуманно ушел и оставил ее одну, особенно же потому, что Катарина встретила избранника своих юных лет, ведь ангел Катарины должен был знать, десять лет она ждала его, и теперь тот, за которым с томлением следили ее глаза в Добраве, вдруг оказался здесь, и в сердце ее встрепенулось что-то такое, что давно там таилось. Катаринин ангел знает, что Катарина в эту ночь почти слепа, и это из-за того, что от сильного толчка сердца вокруг обрушились стены, но ангел все равно сердито качает головой, он похож на рассерженную сестру Пелагию, а не на Катаринину ангелицу, он все знает, но не может понять: нет здесь тепла, тут веет холодом, ну зачем выбирать холод, а не тепло? Для ангелов люди поистине страшны и непредсказуемы.

Когда-то Бог был строже, говорят, в прежние времена он, случалось, гневался, поэтому такие вещи не могли случиться. Если женщина была обещана одному, то не могла сблизиться с другим, иначе Бога охватил бы ужасный гнев. И когда Катарина была еще маленькой девочкой, она знала: Бог все видит, Бог все знает и грешить не позволяет. А когда была уже девушкой, знала это еще лучше. В школе при монастыре святой Урсулы они не однажды читали в книгах краинского писателя Янеза Светокрижского рассказы о святой Агнес, Катарина Полянец хорошо знала эту прекрасную и поучительную историю, помнила и картинку из книги, где Агнес была окутана темными волосами, такими, какие были и у нее, Катарины, унаследованные от мамы, которую тоже звали Агнес, но Катарине казалось, что у святой Агнес, с которой так жестоко обращались, должны были быть светлые, золотистые волосы, как у женщины на стене церкви святого Николая в Высоком, у той женщины были золотистые волосы и такие длинные, что она свободно могла бы закрыть ими все тело, но она этого не желала, ее уже лизал красный язык чудовища, лежавшего у ее ног. Когда Катарина ходила в монастырь святой Урсулы, ей хотелось быть похожей на Агнес и ни в коем случае не на женщину на стене, над которой была надпись LUXURIA. Но как могут помочь благие намерения или прекрасные, поучительные рассказы, если от ударов сердца рушатся стены?