Драго Янчар - Катарина, павлин и иезуит

Святая Агнес хорошо знала, что невеста непременно обидит своего Жениха, если покажет даже самые малые знаки любви к кому-то другому. И она избегала этого, боялась, как лютой смерти, ибо знала, что Жених небесный говорит: Ego, tuus zelotes? [110], и если заметит, что она любит и других кроме него, может сильно разгневаться. И прекрасная Агнес не любила никого, кроме своего Жениха небесного, которому отдала свое юное сердце, душу и тело. Но однажды увидел нашу красавицу сын самого богатого и знатного римского патриция Софрония, горячо влюбился в нее, послал ей бесценные сокровища в подарок и посватался к ней. Но Агнес не захотела на этот подарок даже взглянуть, а принять его – и подавно. Юноша решил сам поговорить с ней, полагая, что когда она его увидит и услышит, то охотно согласится выйти за него замуж. Однажды, когда Агнес была дома одна, он решил ее посетить, вошел в дом и принялся говорить самые прекрасные и сладостные слова, и на этот раз опять хотел подарить ей много драгоценностей, но святая Агнес сердито к нему обернулась и сказала: Discede a те, pubulum mortis, quia iam alio amatore praeventa sum [111], что означает: оставь меня в покое, так как я обещала себя другому, которого я полюбила, и он меня, ты пришел слишком поздно, но если бы пришел и раньше, я не пошла бы за тебя, будь ты даже римский император, так как мой жених благородней, прекрасней, богаче и милее всех людей на этом свете. Он так нежен, что слова Его слаще меда и сахара, Он так благороден, что Ему служат ангелы. Он так чист, ведь родила Его девственница. У Него такие ясные глаза, что солнце рядом с ними кажется темным. Когда влюбленный юноша понял, что нет надежды уговорить Агнес и добиться ее любви, он заболел от великой печали, так что его уложили в постель. Отец юноши, по имени Софроний, принес Агнес еще больше даров, но она от всех них отказалась. Конечно, ей предназначались другие подарки, не то что Катарине Сиенской, которой вместо золотого венца был дан терновый, и не то что святой Терезе, получившей вместо золотого перстня железный гвоздь. Агнес была обещана золотая корона, а все тело ее должно было быть покрыто золотом и осыпано жемчугами. Дело в том, что Жених небесный из числа святых девственниц хотел сделать королевой именно святую Агнес, поэтому она должна была вынести двойное мучение – не только муки, ведущие к смерти, но и испытание ее стыдливости. Когда Софроний понял, что по-хорошему ничего не сможет добиться, он страшно разозлился. Он послал за ней судебных слуг и повелел ей молиться идолам, в противном случае ее отправят в публичный дом, где каждый мужчина сможет ее обесчестить. Когда Агнес это услышала, она сказала: из-за того, что я не хочу, чтобы твой живой сын стал моим женихом, ты требуешь, чтобы я молилась мертвым идолам, подобиям чертей, нет, этого я не сделаю. А если ты насильно отправишь меня в дом порока, мне останется упование на моего небесного Жениха, который не допустит, чтобы я там потеряла девственность, подобно тому, как он спас ягненка от злого волка. Non habitabil lupus cum agno [112]. Так и меня он спасет от развратников. Услышав эти слова, злобный Софроний приказал слугам раздеть Агнес донага, чтобы он и его сын смогли насытить свои бесстыдные глаза, взирая на ее тело. Агнес охотнее претерпела бы самые страшные муки, чем оказаться голой перед раздевающими ее мужчинами, поэтому она горько заплакала. И, конечно, вспомнила о своем небесном Женихе, которого евреи раздели донага, перед тем как распять. Вспомнила и как добросердечный отец, увидевший своего сына нагим, приказал: Afferte cito stolamprimam, induite illium [113], что означало: оденьте его, так и небесный Жених поступил с Агнес. Нет, он прикрыл ее не одеждой, а волосами. Он совершил чудо: черные волосы Агнес выросли так быстро, что никто не увидел ее обнаженного тела. Когда Ева поняла, что она нагая, то из стыдливости побежала под фиговое дерево, а Агнес Господь закрыл волосами, чтобы она не умерла от стыда. И не только волосами, Он укрыл ее и светом небесным, как сама она говорит: Induit те Dominus ciclade auro texta [114]. Тут и ответ на вопрос, который мы часто задаем себе: будут на небесах люди нагими или одетыми? Так, как была одета Агнес, будут одеты избранные: в свет небесный.

Однако, видя все это, Софроний не образумился, он приказал отвести девицу Агнес в дом разврата, чтобы там она потеряла свою девственность. Много похотливцев побежало в тот дом, узнав, что там прекрасная Агнес, чтобы удовлетворить свои нечистые желания, но каждого, кто входил в ее комнату, ослеплял яркий свет, от которого в сердце человека пробуждалось раскаяние, и он отказывался от своего намерения. Это был свет, зажженный ангелом, который по указанию Господа защищал чистоту Агнес. В числе других прибежал и влюбленный сын Софрония, желавший удовлетворить, наконец, свои нечистые помыслы. Он не обратил внимания на ангельский свет, подошел к девице и обнял ее. И в тот же миг его объял ужас, он упал на пол, тут явился черт и задушил его. Отец едва не умер от горя, затем пришел к Агнес и смиренно умолял ее, чтобы она попросила у небесного Жениха оживить его сына. Агнес опустилась на колени и стала молиться, вскоре сын ожил и принялся бегать по всему Риму с криком: только тот Бог истинный, которому молятся христиане. Римские духовники объявили Агнес колдуньей и отправили на костер, но огонь ее не тронул, не загорелся ни один ее волос.

Агнес вышла из огня живая.

Но Жених небесный сказал: Agnus occisus ab origine mundi [115].

Поэтому она пошла с большой радостью за палачом, когда он пришел за ней и отвел на место казни. И будто агнец, она склонила голову, так что палач испугался. Но все-таки, словно невинной овечке, отрубил ей голову, и земля сотряслась от скорби, как сотряслась тогда, когда умер на кресте Иисус Христос, Агнец Божий. Et terra mota est [116].

В академии артиллерийских офицеров в Винер-Нойштадте таких прекрасных и поучительных историй не читали. Математика, геометрия, инженерные науки, гидравлика и артиллерийские построения – таковы были их дисциплины, подобные вещи и снились человеку, храпящему на постели: будто он форсирует леденяще холодную реку, пушки его тонут в болоте, он бьет по головам солдат, чтобы они вытащили пушки, которые нужно построить так, как он умел это делать на полигоне, а здесь ничего не получалось, здесь зима, кто же это выбрал временем сражения такую стужу? Зимой войска отдыхают, сидят, укрывшись овчинами, конница кирасиров уже атакует, а он все еще вытаскивает из реки пушки… Никогда ему не снится Катарина, здесь гидравлический холод… И ангелу Катарины тут тоже нечего делать, он тоже зябнет, как зябнет Катарина с размазанной по лицу черной ваксой, сейчас лето, а она зябнет, как и избранник ее юности, утопающий перед сражением в какой-то холодной реке вместе со своими пушками; известно, что ангелы только там себя хорошо чувствуют, где тепло от любви, ну хотя бы ей было тепло, тогда, может быть, ангел вместе с этим капитаном и его холодными водными снами сражался бы за ее душу, но… ангелы тоже всего лишь ангелы, война – не их область деятельности, оттуда, где такой холод, они уходят, и Катаринин ангел тоже уйдет, покинет ее, отправится в дальний путь, туда, на колокольню церкви святого Роха, там летняя ночь, там тоже холодно, как и в душе Катарины, но там можно спокойно сидеть и ждать, может, наступит когда-нибудь еще тепло, там ему, во всяком случае, не надо смотреть на черное лицо Катарины, на котором трепещут отблески пламени масляного ночника.