Петер Эстерхази - Производственный роман

в это время входит Грегори Пек, в очках и с измазанными чернилами руками. Он производит интеллигентное впечатление. Впечатление образованного начальника. Он берет в руки График посещаемости, просматривает его (утром он его уже видел), кладет обратно, выходит;

в это время он, ворча, обращается к Андрашу: какое-то это исследование буржуазно-гуманистическое. Посмотри, например: если можно обеспечить необходимыми материалами; или вот: таким образом, можно представить, что план производства. Андраш Бекеши усмехается, он не совсем понимает;

в это время входит Таня, крановщица. Кошачья мордочка. Макияж свежий, вызывающий. На что вы смотрите, Имришке? На вас, шепчет парень, да так ловко, что смеются все, кроме Тани. У нее вздрагивают ноздри. Кто-то чистил зубы. (Это Тобиаш, у него зубы блестят, как у шахтера.) Да, звучит остроумный ответ. Уж когда-когда, а теперь можно с ним поцеловаться. На фуфайке у девушки дыра;

в это время Янчика спрашивает у нее, читала ли она повесть «Мой брат играет на кларнете». Нет.

Прежде чем всем вместе спуститься вниз обедать — пришло время, — над Имре решают подшутить. Что это, старик, и показывают на длинное, измочаленное, окровавленное голубиное перо, новый «паркер»? Ничего смешного в этом нет, уныло говорит Томчани. Секретарь комсомольской организации тоже не очень-то веселится. В столовой длинная очередь На повороте Имре замечает, что на халате впереди стоящей сотрудницы не хватает пуговицы в районе живота, вследствие чего белое полотно раздвигается и образуется щель. Имре наклоняет голову, но не может определить, живот он видит или комбинацию. Потом его внимание отвлекается на меню, меню А и меню Б. Женщина в халате говорит в окошко вечно злой поварихе с потным лицом: Ицу, дорогая, прими мои соболезнования. Спасибо, говорит повариха. Глаза у нее заплаканы. Ицу, милая, что поделаешь, мяса в сухарях не надо, жизнь ужасная вещь. Имре набирается наглости и по зеленому талону просит мясо в сухарях. Нельзя, соблюдайте порядок. От злости он не берет соленые огурцы, хотя они ему полагаются.

У нее умер муж; покончил с собой, потому что эта мымра его выперла. Так, Ицука? Ой, да нет, конечно. Томчани воюет с трубчатыми макаронами; он пытается их втягивать в себя, сквозь трубчатые макароны проходит воздух — это следует из их названия. Его выгнала любовница. Да. Нет такого человека, который бы осудил Ицу за то, что она потеряла человеческое достоинство. В этом есть логика, говорит толстуха, а в это время из угла ее рта отправляется вниз капля пресного супа с кольраби. Но далеко не уходит: застревает в районе родинки. В этом есть логика, повторяет она, меняя тарелку. Янка Дороги с трудом пробирается к ним, с очаровательной неловкостью балансируя подносом. Занято, бурчит Имре. Девушка от унижения краснеет. На хвостовые перья, говорит она, я прикрепила свисточки, и еще взяла пахучую жидкость. Томчани машет рукой. Более действенным способом считается постоянный отстрел хищных птиц, громко, с некоторым вызовом говорит он. Товарищ Брандхубер кивает им издалека с набитым ртом. У тебя красивый голос, мой юный друг. Бекеши хватает за руку готового вскочить Томчани. Не дури. Мы не в лесу. Янка Дороги не отрывает от парня глаз. Мэрилин Монро ласково его изучает. Эта худосочная девчушка с хвостиком не составит ей конкуренции. Может, только ее глаза. Они ярко блестят, в них горит огонь. Подожди чуть-чуть, говорит она Янке, а сама без видимой логики подносит столовые приборы один к другому, подожди капельку, я тебе уступлю место. Спасибо, я найду себе где-нибудь место. Какое воинственное создание, говорит Монро, пожиная обожающие взгляды. Но во рту у Имре все равно уже горчит от пирожного в шоколаде (меню А).

Они возвращаются в свою комнатку, сцену для положительных и отрицательных персонажей. Перед этим Имре делает небольшой крюк. В первом месте ему не везет. Там из писсуара вылетают трупные мухи. У этого писсуара Святой Георгий сражался с адским Змием еще во времена коалиции или дуалистов, голову ему он отрубил и выкинул в унитаз. А из головы чудовища появились затем зловредные мухи.

Он вопросительно смотрит на старшего коллегу, стоящего рядом. Они делают то же самое. Слушай, ты недавно на нашем предприятии. Конечно, было бы хорошо, если бы ты и тебе подобные узнавали все больше и больше о трупных мухах и т. п. Только знаешь, и, как это ни парадоксально, разговор был бы нужен как раз потому, что наше поколение не умеет говорить ни об этом, ни о ночах любви 14. (Из растерзанной туши лошади на свет появляются осы, из туши коровы — пчелы.) Позвоню потом в Хозяйственную часть, говорит он уже в комнате, моя руки. Кто-то бумагу ворует, спрашивает Лайош. (Он подозревает Тота.) Нет. Имрушка, кофе. Не кладите сахар, он уже с сахаром. Два куска. Спасибо. Но тут уже перед ним с серьезно-шутливой миной стоит Лайош Адам, просит скинуться на кофе. Томчани нехотя достает деньги — слегка подыгрывает, обед и кофе улучшили его настроение; полученные деньги «кассир» кладет в громоздкую металлическую коробку. На крышке рельефно изображен солдат с флагом; надпись: Образцовый батальон. (Флаг победно реет, сам солдат изображен примитивно, но выражение лица у него все равно решительное.)

Мэрилин Монро несет товарищу Пеку его порцию. Зайчик-побегайчик громко топает ножками. Томчани разглядывает кровавый сувенир на своем столе. Обстоятельно размешивает кофе. Влетает Мэрилин, поправляя волосы. Имре, на доклад. Парень вскакивает как ужаленный. Осторожно, не наделай глупостей. Андриш Бекеш смотрит с сочувствием. Адам считает деньги. В дверях Томчани оглядывается. Что будет?

Приветствую, сурово здоровается он в кабинете. Приветствую, отвечает Грегори Пек и поправляет какую-то бумагу на столе. Роется. Мне приятно, что ты меня вызвал, начинает наступление Томчани. Глаза у Грегори Пека округляются, и с меланхолией пятидесятилетнего человека он говорит: клал я на твое «приятно»!

Томчани сжимается, как сталь на морозе. Его душевные мышцы готовы к прыжку! Он готов с места опровергать все подряд! Все, что критикует исследование и могло бы оправдать соколов. Расслабься. Ты напряжен, как девица на своем первом балу. Неправда?! Товарищ Пек дружелюбно шурится. Неправда, встает в позицию Томчани. Грегори Пек барабанит по столу какую-то мелодию. (Звучит? Нет. Ни Бетховен, ни Барток [венгр!], ни Гайдн.) До меня доходят слухи, говорит он. Затем смягчается. Говорит в телефонную трубку. Дорогая Мэрилин. Будьте добры, два кофе. Да, снова. Милая и смышленая девушка. Томчани кивает. Грегори Пек прочищает горло, а потом, будто случайную мысль или прискорбную случайность, сообщает: я не видел тебя на первомайской демонстрации. Томчани краснеет. Он рассчитывал на другое. Джакомо громко прыскает, друг Беверли многозначительно кивает. Кабы был бы я был начальничком, безответственно пищит Джакомо. Кабы был бы я был начальничком, говорит и друг Беверли, и щечные мешки хомячка сильно опадают, почти втягиваются вовнутрь, как щеки аскетов или святых. Да, хитро отвечает Имре, «я не видел тебя на первомайской демонстрации». Грегори Пек кивает, он не хочет скандала, время скандалов прошло; он отмечает то, что ему было нужно, и этого достаточно.