Мануэль Скорса - Бессонный всадник

Дождь все льет и льет.

– Клянусь этим святым знаменем, что ничего не домогаюсь для себя. Мы хотим вернуть нашу землю. Хотим жить свободно на свободной земле!

Эррера слезает с седла.

– Стой! Не ступай на нашу землю! – орет парень.

– Прошу тебя, выслушай меня, брат мой.

– Боров тебе брат, а не я!

– Тебя обманули, брат мой.

Старый Эррера делает шаг вперед. Камень летит ему в лицо. Эррера делает еще шаг. Второй камень чуть не сбил с него шляпу. Эррера остановился.

– Неужто так развратили вас, что не умеете отличить друзей от врагов? Не понимаете разве – мы пришли освободить вас.

Хитрый парень отходит в сторону. Остальные забрасывают нас камнями. Криспин согнулся – камень попал ему в грудь. Мы отступаем. Старый Эррера покачнулся. Оборачивается, лоб его в крови.

– Братья! – Кричит он. – Я знаю, как много приходится вам терпеть. Тех, кто не успевает выполнить урок, бьют плетьми, сажают в колодки. Мы пришли разорвать ваши цепи. Прошу вас, выслушайте…

Кое-как прикрываясь от града камней, оттаскиваем старого Эрреру. Кровь льется на его пончо.

– Братья!

Карвахаль силой тащит Эрреру к лошадям. Камни летят вслед. Уезжаем с площади.

В селении пусто – все попрятались. Если кто случайно встретится – убегает. Люди знают: капитан Реатеги повесит всякого, кто осмелится нам помогать. Из жалости нам оставляют на дороге вареную картошку и куски вяленого мяса. Но никто и близко не подходит. Жители Хупайкочи забрали своих лошадей. Других. взамен никто не дал. Идем пешком.

– Осталась одна лига до Астакоко, – говорит Лукас.

Астакоко! От одного названия мы вздрагиваем. Оттуда всего один день пути до Янакочи.

– Жители Астакоко поддержат нас, – говорит Лукас.

– Тогда иди вперед, скажи старосте, чтоб приготовил нам жилье и пусть ожидает меня со всем своим семейством.

Гуадалупе уходит вперед. Старый Эррера кашляет.

Я шагал вниз по тропе, по которой ходим мы в Чинче, и нес грамоты. И вместе с главой общины, членами Совета и жителями селения пришел я к тому месту, где остались развалины двух древних каменных стен примерно в полвары [20]вышиной, что служили заслоном в старые времена. И тут Паскуаль Хасинто, которому восемьдесят два года, сказал, что на этом месте была с незапамятных времен межа и звалось это место Якуп-Рикана.

Жители Якуп-Риканы тоже разбежались. Дома стояли пустые. Одна только вдова Либорио осмелилась остаться. Она ждала нас и приготовила нам еду. Она бедна, но заколола для нас ягненка.

Растрогался старый Эррера.

– Нечем нам отплатить тебе, сеньора, за твою щедрость, но Янакоча у тебя в долгу. Карвахаль, запиши на счет общины – сто солей сеньоре Либорио.

– Зачем обижаешь меня, сеньор? Зачем платишь за то, что предлагаю от всего сердца!

– Если бы было у тебя лишнее, я принял бы подношение, но у тебя пятеро детей.

Еще один день, и конец нашим странствиям. Мы едим, пьем и радуемся. Только старый Эррера не ест. Он кашляет.

– Сильно ты кашляешь, дядя. Не чахотка ли?

– Может быть.

– А не помираешь часом?

– Тебе же лучше! – Эррера смеется и опять кашляет. – Думаешь, я не замечаю – в последнее время на карнавалах ты все норовишь с моей женой плясать?

Я не знаю, куда деваться от смущения.

– Простите меня за глупость, сеньор.

Старый Эррера продолжает подшучивать надо мной:

– Мардония Марин, моя жена, получит в наследство лавку и три участка. Женщина она хозяйственная. Что верно, то верно. Кто на моей вдове женится, тот и о детях моих позаботится. Ну как, согласен?

Я молчу, сконфуженный. Исаак Карвахаль выручает меня.

– Если он не решится, пожалуй, я рискну, – говорит он, смеясь. – Так и быть, присмотрю за твоими ребятишками.

– О детях можешь не беспокоиться. Община о них позаботится, – замечает Агапито Роблес.

Старый Эррера подходит к вдове Либорио, с улыбкой берет ее под руку.

– Зачем спорить, когда рядом вот эта чудесная вдовушка! Ни один мужчина не откажется жениться на такой красотке!

Вдова Либорио краснеет. Видно, не раз мечтала она, что кто-нибудь из проезжих останется с ней. Ах, если бы нашелся такой! Да где там, никто не захочет. Земля здесь бедная, климат суровый, вокруг ни души.

– Вот за тебя я бы пошла, дон Раймундо, – смеется вдова.

– Да говорят, помираю я.

– Зря только болтают.

Мы заночевали у вдовы. Но и в эту ночь вы не спали, дон Эррера.

С рассветом двинулись в Астакото и в полдень въехали в селение. Лукас и местные власти ожидают нас. Нам приготовлен обед. На площади играют дети. Старый Эррера подъезжает ближе. Дети испуганы.

– Дети! Меня зовут Раймундо Эррера, я глава обпшвы Янакочи и ездил обмерять земли, которые у нас отняли. Идите за мной!

Он пришпоривает коня. Мы едем следом. Эррера направляется к скалам Такиамбра. Остановился против скалы, что нависла над пропастью, похожая на руку с растопыренными пальцами. Рука Господа зовется эта скала.

– Дети! На этой скале – главный межевой знак. Мы поставили его, когда обмеряли свои земли в тысяча семьсот пятом году. Я хочу, чтобы вы навсегда запомнили это место. – И нам: – Бейте детей, бейте без пощады.

Засвистели плети, мы были безжалостны, мы никого не щадили. Дети кричали от ужаса и боли. Наши плети наносили кровавые раны.

– Еще!

Мы били еще и еще. Наконец старый Эррера поднял руку. Приблизился к плачущим детям.

– Дети мои: от этих ударов мне еще больнее, чем вам, но надо, чтобы знаки навечно остались на ваших телах. Дело сделано. Стирает ветер следы на песке, и подобна песку память человеческая. Но отныне всякий раз, как вы посмотрите на эти рубцы…

Рыдания прервали его речь. Старый Эррера подошел к маленькому мальчику, взял в ладони чумазую, пухленькую мордашку, залитую слезами и кровью. Поцеловал.

– Всякий раз, когда вы посмотрите на шрамы от сегодняшних ран, вы вспомните, как несчастный, жалкий, глупый Раймундо Эррера приказал избить вас, чтобы вы навсегда запомнили, где стоит наш главный межевой знак, ибо эти руины были когда-то столицей наших предков… Растите спокойно. Пусть вырастут и у вас дети, внуки и правнуки. И если к тому времени они не станут свободными, приведите их сюда и избейте плетьми!

Порыв ветра сорвал с него шляпу, и тут мы увидели его лицо.

Уже очень давно старый Эррера прятал свое лицо, надвигал низко шляпу, кутался в шарф.

– Что с вами, дон Раймундо? У вас лицо синее, – прошептал Мауро Уайнате.

Старый Эррера указал на озеро, где, чуждые наших забот плескались тощие утки.

– Это отсветы от воды.

– Нет, не отсветы, дон Раймундо.

Синей' рукою провел старый Эррера по синему лбу.

– Ну, значит, под глазами посинело.

– Да нет же, сеньор, не только под глазами. Пусть бы уж только лицо, а то вы весь синий! Ресницы синие, усы, уши, волосы, руки…