Мануэль Скорса - Бессонный всадник

Капитан Реатеги осмотрелся: валялись трупы, раненые рыдали, выли, остальные в ужасе разбежались кто куда.

– Прекратить огонь! – приказал капитан.

В ворота кладбища входил еще один отряд. Пахло порохом.

– Грамоту нашли?

– Никак нет, мой капитан, – отвечал младший лейтенант.

– Инженер где?

– Говорят, в соседней бухте, мой капитан.

– На моторки!

Солдаты попрыгали в отнятые у жителей лодки, которые покачивались возле причала.

– В Янауанку! – приказал капитан Реатеги.

Лодки медленно стали отчаливать. Рыдающие женщины спускались по склону холма. Это шли матери убитых. Солдаты глядели спокойно – между лодками и берегом уже образовалось достаточное расстояние. Вдруг один из солдат вскрикнул. Дойдя до кромки воды, женщины не остановились, они шли дальше, шли по озеру, как по земле.

– Полный вперед! – закричал капитан Реатеги. Растерянный, он не верил своим глазам.

Женщины все так же шагали следом. Постепенно вопли и рыдания превратились в стройное пение:

Матери пели «Апу Инка Атавальпаман», скорбную песнь, что сложили индейцы кечуа четыреста лет назад.

Матери шли следом за перегруженными моторками. Шли и пели.

– Быстрее!

– Быстрее нельзя, мотор разорвет, – отвечал бледный сержант.

– Все равно!

Моторка запрыгала по воде. Матери пели.

– Спрячемся здесь, – приказал капитан Реатеги.

Моторка затаилась в туманной бухте. Матери скрылись.

– Глуши мотор!

Капитан приложил палец к губам. Похоронное пение удалялось. Чтоб подбодрить солдат, капитан достал из рюкзака фляжку с коньяком. Глотнул сам, дал перепуганным солдатам. Выпили, повеселели. Переждали еще около часа. Туман оставался по-прежнему плотным.

– В Янауанку! – приказал капитан.

Катер под названием «Акула», осторожно рассекая туман, вышел из бухты. И тут солдаты оцепенели от ужаса – матери стояли молча, ожидая их. Пытаясь спастись бегством, «Акула» дала полный ход. Глухое пение снова слышалось за кормой.

Солдаты увидели катер «Независимость», он тоже метался, безжалостно преследуемый толпой матерей.

Наконец разглядели бухту Янауанки. На берегу в страхе толпился народ. Солдаты поспешно высадились. Матери скрылись в сторону Янакочи. Капитан Реатеги вытер со лба пот. «Не индейцы виноваты, – подумал он, – а те сволочи, что сбивают их с толку».

– Отыскать план земель общины во что бы то ни стало. Обыскать все дома до одного.

Солдаты рассыпались по селению.

Плотник Орэ поднял голову – в дверях стоял человек небольшого роста, лицо в крови и копоти. И все-таки плотник Орэ сразу узнал Константино Лукаса.

– Что случилось, Константино?

– Ищут тетрадь Инженера.

Неслышно, как тени, появились братья Иполито. – лица и одежда опалены. Они несли Маргарито. Положили. Маргарито приподнялся, с трудом сел. Плотник Орэ принес кувшин с водой, Лукас поднес кувшин к губам раненого. Маргарито глотнул, сплюнул.

– Это вода.

– Вы же ранены.

– Ну и что? По этой причине я должен пить воду? – Маргарито попытался улыбнуться. – Может, я умираю, надо же это как-то отметить.

И вздохнул в последний раз. Из порта доносились крики. В дверях мастерской появился капитан Реатеги – казалось, его жирная физиономия осунулась от злости.

– Где Инженер?

– Уехал в Японию, мой капитан, – отвечал плотник Орэ.

Солдат ударил его прикладом.

Плотник согнулся.

– Где Инженер, сволочь?

– Уехал, мой капитан, – прошептал Орэ.

– Я тебе покажу, как насмехаться, зараза.

Грохот выстрела заглушил последние слова. Орэ упал лицом вниз.

Я первый заметил, что цвет воды в Чаупиуаранге изменился. Я недалеко живу. В тот день я рыбу ловил, смотрю – вода краснеет. Я подумал сперва: это закат, отражается. Ловлю себе рыбу и ловлю. А на другой день, как рассвело, отправился в Янауанку, гляжу – все озеро красное, как мое пончо. В тот день озеро Чаупиуаранга не только цвет изменило – и называть его стали по-другому. Яваркоча – вот как оно зовется с тех пор. Явар – значит кровь. Коча – озеро. Яваркоча, кровавое озеро, так мы его теперь называем.

Не только древнее озеро Чаупиуаранга стало красным. Братья Рекис мне рассказывали, что в день похорон дона Раймундо Эрреры все ручьи, что текут с вершин, тоже стали красными. А тесть Гуадалупе говорит, что и у них, около Змеиной Горы, реки покраснели, а после остановились и потекли вспять. «Клянусь тебе, Магдалено, я был совершенно трезвый. Своими глазами видел: остановилась река Змеиная, разлилась и потекла обратно, к своим истокам. Погляди-ка, сейчас вот она течет туда, правильно? А три дня назад текла обратно, к горам Вайракондор».

Кажется, потом в Помайярос, в Раби, в Такиамбре, в Чинче вода в реках стала опять такой, как всегда. Может быть. А только у нас реки по-прежнему красные – кровавого смертного цвета.

24 декабря 1974 года, через шесть лет после проведения Военным Правительством Перу аграрной реформы и через 269 лет после того как впервые было подано прошение, о котором рассказывается в этой книге, в Лиме в «Эль Комерсио» было опубликовано следующее сообщение:

национальная сельскохозяйственная конфедерация решает тяжбу о земельных владениях, Которая продолжается в течение десяти лет. эустакио майлье выехал в центр района паско, чтобы присоединиться к крестьянам.

Янауанка, 23 декабря. От нашего корреспондента Хавьера Сармиенто.

Национальная сельскохозяйственная конфедерация без дальнейших промедлений осуществляет решение старинной тяжбы о владении землей, возбужденной десять лет тому назад в связи с невыполнением обязательств и незаконным присвоением пастбищной земли в Сан-Педро-де-Янауанке департамента Паско.