Андреа Фациоли - Как ограбить швейцарский банк

– Он убыл.

О деньгах Контини вообще не упоминал.

Форстер взял все деньги, но Контини знал, что этого ему будет недостаточно. Он был сумасшедший, да еще и припертый к стене, и, чтобы действительно начать с нуля, ему и правда могло прийти в голову избавиться от всех них. Способен ли он был убить пятерых человек? Может, и нет, но Контини не хотел идти на риск. Поэтому, не давая Форстеру времени говорить, он сосредоточился на двух пунктах.

Первый. Я здесь с Элтоном. Если ты хоть пальцем тронешь моих товарищей, если причинишь зло кому-то, я Элтона сдам в полицию. И тогда тебе хана.

Второй. Маласпина там с тобой: пистолет против пистолета. Подойдут твои люди, но пока их нет. Ты один.

Поэтому дай трубку Маласпине и убирайся немедленно, не говоря ни слова.

Форстер послушался. А что еще он мог сделать? При всей своей остервенелости он не мог действовать очертя голову. Впрочем, зря он боялся, что кто-то из них станет болтать. Зачем навлекать на себя новые неприятности? История закончена. Когда Маласпина подтвердил ему, что все пятеро в порядке, Контини освободил Элтона и отпустил его.

И в эту минуту операция «Юнкер-банк» действительно завершилась. И в сущности, прошла она неплохо: Лина была на свободе, все живы и здоровы. Форстер получил деньги.

И должен был оставить их в покое.

Почему же тогда Контини чувствовал внутри какую-то странную горечь?

Может быть, из-за предательства Филиппа Сам он, Контини, просто догадался. Звук, отзвук. Если Форстер попробовал подступиться к Анне, он проверит и Филиппо Эти двое и были дилетантами, слабейшими звеньями в их цепочке. Почему Филиппо ничего не сказал? Потому что попытка совращения удалась. Форстер попал в цель.

Анна не уступила, Филиппо поддался. А они с Сальвиати ошиблись, не остереглись. Не подождали отзвука. Если Форстер знал день и час ограбления, это означало, что кто-то проболтался. И кто, если не Филиппо?

Бедный Филиппо, может быть, он думал, что помогает им. А на самом деле он загнал их в ловушку. Если бы Контини явился в дом Корти, ни о чем не подозревая, Форстер его бы там запер вместе с остальными. Потом освободил бы Элтона, а уж после этого… Контини прогнал эти мысли. Он взял сигареты и телефон, вышел из квартиры. Но на пороге его перехватила госпожа Анита.

– Господин Контини, я видела, что тот одержимый ушел…

– Да, – кивнул детектив, – он больше не причинит вам беспокойства.

– О, бедная я, хотя он мне ничего худого не сделал. Но мне жалко Маттео. Как вы думаете, можно мне будет проведать его в больнице?

Этот вопрос на пару секунд озадачил Контини, но потом сыщик успокоился. Госпожа Анита была просто вежливой и немного любопытной. Кусочек нормальной жизни посреди этого нескончаемого утра. Он проголодался, ему казалось, что он не спит уже неделю, синяки у него были повсюду.

– Слушайте, господин Контини, я тут решила предложить вам капельку тонизирующего.

– Что-что?

– Лимончино, мне его невестка с Сицилии привозит, очень хороший. Это нужно нам обоим, вы не находите?

Так Элия Контини, весь в ушибах, с мешками под глазами, очутился в гостиной госпожи Аниты. Частный детектив и пожилая вдова – в окружении фотографий в рамках и кружевных салфеточек. Она – огорченная, старающаяся, разливая лимончино, не обронить ни капли. Он – немного смущенный, утонувший в кресле в цветочек. Он не знал толком, что ей говорить. Но госпожа Анита была женщиной более проницательной, чем могло показаться на первый взгляд.

– Тяжелое утро, да, господин Контини?

– Мм.

– Все эти тайны, этот тарарам… в общем, вы кто по профессии?

Контини посмотрел на нее.

– Только не говорите мне больше, что вы родственник Маттео…

– Не буду. – Контини больше не хотелось лгать. – Я частный сыщик.

– А! – Госпожа Анита подалась к нему. – Бедная я, знаете, мне было бы любопытно услышать всю историю.

– Что?

– Вы можете доверять мне, детектив. – Госпожа Анита, кажется, даже подмигнула ему. – Я буду держать язык за зубами.

Когда Контини приехал в Даро, все они были еще там, причем весьма взвинченные. Они спросили, что его так задержало, но Контини не стал вдаваться в подробности. Конечно, он не мог в качестве оправдания поведать о лимончино и беседе с госпожой Анитой. Поэтому ответ его был кратким:

– Теперь я здесь.

– Мы ждали тебя, – сообщила Франческа. – Чтобы Жан мог рассказать нам все.

Но Контини почувствовал, что в доме как-то нехорошо. Поглядел на Ренцо Маласпину, удобно устроившегося в кремовом кресле. Маласпина пожал плечами, словно говоря: здесь все ненормальные. Сальвиати сидел на диване и раскуривал трубку. Тогда Контини глубоко вздохнул. Потом поцеловал Франческу и прошептал ей на ухо:

– Где они?

Франческа показала на лестницу, которая вела на второй этаж. Контини сделал движение в ту сторону но Сальвиати, не вынимая трубку изо рта, пробормотал:

– Подожди.

Через несколько секунд они услышали, как открывается дверь. Потом по лестнице спустились Анна и Филиппо Корти, оба чернее ночи. Он не сказал ни слова. Она, ни на кого не глядя, проговорила:

– Мне жаль.

– Не… – начала Франческа.

– Я должен… – начал одновременно Филиппо.

Мгновение тишины. Потом Сальвиати чиркнул спичкой, чтобы разжечь трубку. И Филиппо сказал:

– Я должен уйти. Если вы хотите быть здесь, нет проблем. Я пошел.

Какое выражение лица скрывалось у него под бородой, было непонятно. Глаза обведены красными кругами, голос без модуляций.

– Оставайся здесь, – предложил Сальвиати. – Оставайся: я расскажу вам, как ушел от людей Форстера, которые прервали ограбление. Я ушел от них благодаря твоей помощи, Филиппо.

– Я… – забормотал Филиппо. – Из-за меня Форстер…

– Не будем больше говорить об этом, – прервал его Контини. – Форстер убрался.

– Ему позарез нужны деньги, – сказал Сальвиати. – Чтобы прийти сюда посреди бела дня, с пистолетом… но в итоге он понял, что шансов у него нет.

– А теперь? – испугалась Анна. – Теперь он сделает еще одну попытку?

– Думаю, нет, – ответил Контини. – Он хотел всех нас здесь собрать, воспользоваться благоприятным моментом без риска для себя. Теперь в любом случае у него деньги, Лина свободна, и нас это вполне устраивает.

– Но это несправедливо! – воскликнула Анна. – Несправедливо, что по вине… что теперь Форстер забрал десять миллионов!

– Не важно, – сказал Сальвиати, окутанный клубами дыма.

– Как это не важно? – голос у Анны был на октаву выше, чем обычно. – Столько усилий, столько страха… и мы украли деньги, вы понимаете? И сейчас этот чокнутый убийца заработал десять миллионов франков! Десять миллионов! Это несправедливость…

– Не думай об этом, – Сальвиати пожал плечами. – Справедливость в том, что мы живы.