Джо Питерс - Никто не услышит мой плач. Изувеченное детство

«Не смей так говорить с моим братом!» – кричал Томас, застав кого-нибудь за издевательством надо мной, и все (независимо от возраста) обращали на него внимание.

Мой братик становился крепким орешком, готовым дать сдачи любому, кто на него полезет. Я же никому не отвечал, уже испытав дома на собственной шкуре, насколько хуже все обернется после ответного удара. В то время учителя в школах еще использовали палки для наказания детей, и я не хотел рисковать. На самом деле меня даже били пару раз за нарушение дисциплины в классе, и это оказалось не так ужасно, как я думал. Я уже так привык к наказаниям, что даже не дергался, когда мне сильно ударяли палкой по пальцам. Боль уже не оказывала на меня такого сильного эффекта, я даже сам причинял себе страдания: иногда царапал себе руку острием карандаша и вонзал его в плоть от полнейшего разочарования в себе, в своей жизни и от невозможности сделать ее хоть немного лучше. Бывали минуты, когда мне казалось, что я ненавижу себя так же сильно, как мама и остальные, и думал, что могу понять, почему они всегда хотят меня ударить.

В школе был один парень моего возраста по имени Пит, который не только никогда не участвовал в нападках на меня, но даже стал приходить ко мне на выручку, когда меня задирали. Он был выходцем из более образованной семьи, чем большинство из нас; его отец был врачом, а мать – преподавателем в университете. Пит знал, то, как со мной обращаются в школе, неправильно, и стал бесстрашно защищать меня ото всех. За всю жизнь для меня делали такое только он и Томас. Уолли был со мной добр, но сам старался избежать побоев, из-за этого никогда никому не перечил и не говорил, что то, что они делают со мной, неправильно. Пит знал, что было правильно, а что – нет, и не собирался об этом молчать. В мире не так уж много людей достаточно смелых, чтобы вести себя так, а уж тем более детей, и я был очень счастлив и горд, что такой храбрый и добрый человек хотел стать моим другом.

Пит был довольно крепок физически, так что он раздавал удары направо и налево, если нападающие на меня не отступали сразу, и из-за этого у него возникли неприятности с учителями. В школу вызывали родителей Пита, чтобы поговорить о поведении, которое было ему несвойственно и неприемлемо в стенах школы. Но его родители знали только одно: их соблюдающий приличия послушный сын начал попадать в неприятности после того, как завел дружбу со мной – странным, неопрятным и тощим немым мальчиком. Так что, очевидно, они пришли к выводу, что это я на него плохо влияю. По сути, Пит всего лишь защищал меня и старался быть справедливым. Он был моим добрым самаритянином, и я мечтал сказать им, что они должны гордиться его поведением, а не беспокоиться из-за него.

Раньше меня часто макали головой в унитаз ребята постарше, так что Пит стал всегда заходить со мной в туалет. Задиры никогда ничего не предпринимали, если он был готов дать им отпор, и выглядели настоящими трусами. Раньше Пит был довольно популярен среди ровесников, но все начали избегать его, потому что я всегда был рядом с ним, а общаться со мной, «уродом», они не хотели. Но Пит никогда меня не подводил. Если ему приходилось выбирать между мной и своими старыми приятелями, он всегда выбирал меня, и они были вынуждены принять это, раз не смогли настроить его против меня. Я извлек хороший урок из того, как Пит обходился с ними, и мечтал так же смело противостоять своим обидчикам, как это делал он.

Я начал заниматься с логопедом по имени Джил, но поначалу особого прогресса не наблюдалось. Пит никогда не терял терпения, когда я не мог общаться с ним вербально. Я указывал на что-нибудь, или рисовал картинку, или показывал сам, и он всегда понимал, что я имею в виду. Иногда это было довольно трудно, но Пит никогда не показывал виду, что это неприятно. Он был всего лишь ребенком и, возможно, поэтому не так хотел быть частью толпы и не боялся защищать то, что считал правильным, даже если становился из-за этого изгоем.

– Я хотел бы, чтобы ты был моим братом, – говорил мне Пит несколько раз. – Тогда бы я мог присматривать за тобой все время.

Можете ли вы себе представить, каково было услышать от кого-то такие слова, когда последние три года все говорили мне, какой я грязный, вонючий и злой маленький ублюдок?

Несмотря на недоверие родителей Пита к его странному выбору друзей, они как-то раз пригласили меня после школы в гости. Они жили в большом элегантном доме. Я чрезвычайно волновался, представляя, какой мне окажут прием. Я дрожал, точно зная, как мать реагировала на детей, незвано явившихся к нашему дому. Мы шли по гравийной дорожке, и каждый наш шаг отзывался хрустом. Пит надеялся, что если его родители познакомятся со мной, то не будут так волноваться из-за нашей дружбы, потому что увидят, какой я отличный парень. Лично я очень сомневался, что мне удастся произвести на них хорошее впечатление, особенно учитывая мою неспособность говорить, но я страстно желал попытаться. К тому же мне было безумно интересно посмотреть на жизнь семьи, так непохожей на мою.

Я никогда не был в гостях, если не считать домов других членов папиной семьи, и уж точно никогда не был в таком прекрасном доме, у которого припаркованы такие шикарные машины, а внутри расставлена такая дорогая мебель. Переступил порог – и меня охватило чувство тепла, любви и безопасности в полную противоположность дешевому, вылизанному, образцовому виду, который мама отчаянно пыталась придать своей лучшей гостиной. Отец Пита был высоким мужчиной с глубоким, повелительным голосом. Пит и его мама были необычайно гостеприимны и старались завести со мной приятную беседу, пока мы пили чай, сидя за огромным дубовым обеденным столом. Пит говорил за меня, переводя издаваемые мной звуки и показываемые жесты. Мне казалось, что они были лучше меня во всех отношениях, что я не заслуживаю сидеть с ними и, наверно, должен забраться под стол, как меня заставляли делать дома.

Такое доброе и уважительное отношение ко мне не только было удивительным и чрезвычайно приятным, но и дарило мне надежду, потому что я понял, что есть мир, сильно отличающийся от моего, где люди добры, вежливы и заботливы друг с другом. Может быть, придет день, думал я, когда мне удастся сбежать из своего окружения и жить жизнью, похожей на ту, которую я увидел дома у Пита.

Не имея ни малейшего представления о том, на что похожа жизнь у меня дома, Пит однажды пришел и невинно постучал во входную дверь маминого дома, чтобы спросить, могу ли я выйти поиграть.

– Отвали на хрен! – сказала мама до того, как Пит успел открыть рот, чтобы поздороваться. – И не смей больше приходить и стучать в мою дверь.

Она захлопнула дверь прямо перед носом моего испуганного друга. Я думаю, что в этот момент он неожиданно начал понимать гораздо больше о том, почему я был таким, каким был, даже без ужасных подробностей. Мать реагировала так не только на Пита; она точно так же разговаривала с любыми детьми, забежавшими к нам, так что они больше никогда не приходили. Она не хотела, чтобы вокруг дома крутились другие дети, задавали вопросы, замечали что-нибудь, а потом рассказывали об этом дома. Мать даже не пыталась использовать на них свое поддельное обаяние; его она оставляла исключительно для взрослых представителей власти. С ними она была милой, прекрасно играя свою роль, когда была в шаге от неприятностей или когда хотела выбить себе пособие побольше.