Сюзанна Камата - Теряя сына. Испорченное детство

Перед тем как запихнуть меня в камеру, мне выдали футон. Он совсем тонкий, свалявшийся. Не бодрствую, но и спать не могу. Всю ночь напролет думаю о Кее. Утром охранник приносит завтрак – суп вакамэ . Угрюмо хлебаю под любопытными взглядами сокамерниц.

– Скоро будет зарядка, – говорит одна из них, обращаясь ко мне, – а потом разрешат покурить.

– Зарядка, – повторяю я. Представляю, как буду проделывать с ними радзё тайсо – танцевальные движения, с которых в Японии начинается каждое спортивное мероприятие.

Но не судьба. После завтрака приходят два охранника, открывают камеру и уводят меня в одну сторону, а девочек в другую. Меня приводят в пустую комнату и оставляют. Несколько минут стою посреди комнаты и думаю, не пора ли начать прыгать «ноги врозь, ноги вместе». Затем дверь за моей спиной открывается. Я оборачиваюсь и вижу Юсукэ. Я не удивлена, потому что теперь абсолютно уверена, что он и его помощники имели самое непосредственное отношение к моему задержанию.

Он выглядит уставшим. Разочарованным. Но в то же время так, будто сбросил с плеч тяжелый груз. Он чисто выбрит, костюм идеально отглажен.

– Сядь, – тихо говорит он.

Я смотрю ему в глаза и говорю:

– Мне жаль. – И мне действительно жаль. Жаль, что меня поймали, что я не отбила в суде своего сына, что дала ему уйти из того гостиничного номера, что так и не сводила Кея на футбольный матч. Временами мне даже жаль, что я вообще приехала в эту страну, пошла на открытие той галереи и согласилась выпить кофе с человеком, за которого потом вышла замуж. Жаль, что вышла замуж, что не смогла жить счастливо под одной крышей с его матерью. Есть еще пункты, но можно сказать, что мне просто жаль.

Юсукэ всегда любил извинения. Он кивает и показывает на стул.

Это Япония, и я не удивлюсь, если кто-нибудь принесет две чашки зеленого чая на подносе. Было бы неплохо. Но никто не появляется.

– Как Кей? – спрашиваю я, когда Юсукэ тоже усаживается.

– С ним все нормально. Он с бабушкой.

Я киваю.

– Что ты ему сказал?

– Что у тебя оказался недействительный паспорт.

– А! Хорошо. Спасибо. – Спасибо за то, что не сказал моему сыну, что его мать похитительница детей и торговка наркотиками.

Юсукэ достает из кармана пачку сигарет. Предлагает мне.

– Нет, спасибо. Я бросила. Но ты кури.

Он сует сигарету в рот, прикуривает. Затягивается, выдыхает дым.

– Попробуй представить, – говорю я, – как бы ты рос без матери.

Опять затягивается.

Мне приходит в голову, что я ошибалась насчет него. Он никогда об этом не говорил, но возможно, он тоже иногда хотел освободиться от своего сыновнего долга и жить, не обращая внимания на правила, установленные матерью. Может быть, он тоже мечтал о том, чтобы жить в другой стране, быть счастливым со мной и нашим сыном.

Я снова пытаюсь достучаться до него.

– Представь, что твоя мать любит тебя, хочет тебя видеть, а отец не позволяет этого. Или что твой отец врет тебе, говорит, что твоя мать тебя не любит, что ей все равно. Тебе хотелось бы так расти?

Он вздыхает, тушит в пепельнице едва начатую сигарету.

– Если ты хотел меня наказать, тебе это удалось. Но наказывать Кея – несправедливо.

Он подвигает стул чуть ближе к столу.

– Я понимаю твои чувства.

– Да?

– Да. Но моя мать очень рассержена.

У меня кончаются силы. Чувствую себя комком глины. А еще минуту назад я надеялась, что он сможет понять.

Юсукэ достает из кармана пиджака толстый конверт.

– Бери, – говорит он, – и уезжай. Я сделал все, что смог. Тебе не предъявят обвинения, но ты должна покинуть страну. Возвращайся в Америку. Начни новую жизнь. Когда-нибудь потом ты сможешь поговорить с Кеем, но сейчас уезжай. Ты уже доставила мне достаточно неприятностей.

«Ты сможешь поговорить с Кеем». Каждое слово – как сияющий бриллиант. Держу их перед мысленным взглядом, стараюсь не дать им погаснуть. Беру из рук Юсукэ конверт с деньгами.

Юсукэ встает.

– Кстати, у меня через неделю свадьба. Я подумал, что ты должна это знать.

– Мои поздравления, – говорю я. – Но помни, что эта женщина никогда не полюбит Кея так, как я.

Он тянет себя за лацканы.

– Ну… Удачи.

Вечер. Сегодня меня депортируют. Я сижу в холодной камере, в окно бьет неоновый свет. Скоро меня посадят на рейс до Южной Каролины, и сейчас мне кажется, что это не так уж плохо. Ведь и Блондель Мэлоун в конце концов вернулась в Колумбию. Она пожила в Японии, побывала в Европе, была знакома с Мэри Кассат и Моне. А потом отец позвал ее обратно. И она поехала.

Несколько минут я раздумывала, не отправиться ли в Африку, но поняла, что никуда больше ехать не нужно. Когда-то я хотела попасть туда, где даже мелочи приобретают большое значение, где стакан чистой воды может заставить поверить в Бога. Я думала, что в Африке каждый день наполнен смыслом, борьбой: жара, голод, разные опасности. Я родилась в процветающей мирной стране, в небогатой, но и не бедной семье. Я не застала никаких больших войн, против которых надо было выступать, у меня в жизни не было никакой большой цели. И мне необходимо было пострадать. Я была молода. Посмотрите, как все изменилось. Мне уже не надо брать несчастье взаймы. Я создала его своими руками.

Прошло несколько месяцев со смерти матери Юсукэ, и мы потихоньку начали латать прошлое. Я позвонила из Миртл-Бич в Токусиму, и Юсукэ дал трубку Кею.

– Привет! Это мама, – с опаской сказала я. Естественно, он не мог забыть меня, но мог окончательно забыть английский.

– Ты где? – спросил он – с легким недовольством, как будто я просто не встретила его после тренировки по футболу.

– Я в другой стране, – сказала я. – Я приготовила тебе комнату, но, если тебе не понравится, мы все переделаем. Перекрасим стены в другой цвет. Кей, ты слушаешь?

Читать дальше