Катрин Лове - Потешный русский роман

Я теперь осваиваю петербургские тротуары, коих Вы советовали мне опасаться. Должен признать, что в некоторые дни по ним действительно бывает невозможно ходить. Но самую большую опасность для меня представляет не гололед, не падающие с крыш сосульки и не заметенные снегом люки, на которых можно поскользнуться, а Ваши соотечественницы, Юлия, бегущие по льду на высоченных каблуках-шпильках. Когда я смотрю на них, у меня начинает ужасно кружиться голова. Реагирую подобным образом я один. Иногда я присаживаюсь на заиндевевшую скамейку и наблюдаю за ними, разинув от изумления рот, потом оглядываюсь, смотрю на небо, пытаясь отыскать повелителя, пославшего к нам так много потрясающих красавиц. И, конечно, не нахожу. Даже дежурного Жоржа Дантеса. Мимо меня проходят только небрежно одетые русские мужчины в тяжелых ботинках, и пальцем не пошевелившие, чтобы добиться расположения божественных красавиц. Какая несправедливость! Интересно, сколько женщин ломают кости зимой, а главное, во имя чего? Вы в очередной раз назовете меня «слишком уж европейцем», но мне кажется, что сегодняшние модницы в мельчайших деталях, вплоть до тактильного ощущения, помнят те пролетарские «наряды», которые носили их матери и бабушки. Эти хранящиеся в подсознании картинки на редкость эффективно заставляют их действовать «от обратного», и я не могу понять, почему из памяти людей так быстро исчезают другие воспоминания, не касающиеся обуви и тканей. Я имею в виду улыбки и рукопожатия, вернувшиеся с некоторых пор на экраны Вашей страны, тот тип слов, что произносятся с особым, громогласно-мачистским напором: Родина-мать, враги, неприступные границы. Я говорю о воскресшей серости, которую люди снова воспринимают в лучшем случае с безразличием, а в худшем – с радостью. Но довольно, я рискую наскучить Вам своим философствованием. Лучше прочтите отрывки из текстов Валентины.

Жан

Отрывки из текста Валентины

Дорога, бесконечно долгая, монотонная. Сквозь щели в брезенте можно видеть стоящий стеной лес.

И отбросы. Люди в России избавляются от ненужных вещей и мусора по принципу «где хочу, там и брошу». Пустые бутылки и отбросы плавают в воде, лежат по берегам озер и рек, валяются в лесу, на обочинах дорог и даже в горах – повсюду, где появляются и «гадят» представители рода человеческого.

Заключенный олигарх не спит. Он с глубокой печалью следит взглядом за унылой монотонностью окружающего мира. Ничего удивительного. Свергнутый магнат человек утонченный. Он жил в мире, где мусорные мешки строго регламентированных цветов и размеров выбрасывают в надлежащие баки, которые вычищают мусорщики в спецодежде. Михаила Борисовича Ходорковского обслуживали персональные водители, мажордомы, экономки и горничные. В России так живут немногие. Высокообразованный олигарх пил дорогое вино из дорогих бокалов и беседовал с коллегами о нефтяных потоках. В его речи звучали слова «возрастание», «эффективность», «показатель рентабельности», «прозрачность», «прогресс», это куда более возвышенно, чем «деньги» и «мусор». Утонченные личности имеют личных мусорщиков и банкиров. Все их отбросы исчезают как по волшебству, примерно также создается их богатство. Только обычные люди без конца говорят о деньгах и выбрасывают пустые бутылки в окно.

В фургоне, везущем арестантов в сибирскую колонию, развенчанный олигарх платит высокую цену за свою образованность. Он в печали. Олигарх полагал, что все вокруг сортируют свои отходы и пьют вино из богемского хрусталя. Увы, он ошибся. Так пусть теперь страдает в тишине и одиночестве и не раскрывает рта. Россия не может себе позволить ни хорошие манеры, ни прозрачную бухгалтерию. Олигарх может сколько угодно поджимать губы и манерничать. Пусть забудет свои соображения о переустройстве страны и проекты реформ. Никто никогда ни о чем не просил этого предателя.

Фургон сильно опаздывает. Это не имеет значения. Охранники и водитель продолжают пить, груз на правильном пути, правосудие свершилось. Преступников ждет колония. Олигарха ждет колония. На сей раз немыслимое, невероятное все-таки произошло: борьба с коррупцией началась.

Мы вырвем ей глаза,

вырвем, вырвем,

свернем ей шею,

свернем, свернем,

проткнем ей сердце,

да, с весельем и отвагой проткнем

сердце коррупции!

21 февраля 2009, 23:08

Не нужно отчаиваться, Жан. Ни из-за собственных проблем, ни из-за Вашей подруги Валентины. У женщины есть причины для исчезновения. Появляются время от времени, иногда, всегда. Я не сумею Вам этого объяснить. Не знаю, как выразить это на не родном мне французском, да и по-русски не знаю, как сказать.

Вы говорите, что любите мою страну. Не знаете почему, но любите. Ее не назовешь ни очень красивой, ни более красивой, чем какая-нибудь другая. Жить здесь нелегко. Язык трудный и климат суровый. Возможно, Вам нравится жить тут с нами день за днем, даже если ничего нового не происходит.

Что за глупости я пишу… Ладно, с кем не бывает, так ведь?

Юлия Ивановна

22 февраля 2009, 08:47

Юлия,

Ваши письма очень меня трогают. Продолжайте писать, если это не слишком Вас затрудняет. Признаюсь, мне не удается прогнать мрачные мысли об участи моей подруги Валентины. То, что я вижу вокруг, не помогает взглянуть на вещи иначе.

Вчера я посетил музей-квартиру Сергея Кирова, большевика ленинского призыва, он погиб одним из первых, его именем называли площади, села и школы Вашей страны. Я, в отличие от моей подруги Валентины, не пренебрегаю обязанностями туриста, хотя сейчас февраль, и мало кто торопится посетить дом № 26 на Каменноостровском проспекте. Хранительницы обрадовались живой душе. Они шли за мной по пятам в мягких тапочках, включали музыку и свет, когда я входил в комнату, и выключали их, когда я переходил в следующую. Я вдыхал атмосферу той эпохи. Он был энергичный человек, этот Ваш застреленный в спину Киров, и удачливый охотник. Его квартира набита шкурами и чучелами животных, тысячи книг на полках тоже напомнили мне муляжи. Политика, экономика, статистика, государственное устройство. На его несчастье, он умел читать между строк. Я видел его телефоны, сегодня они пылятся на стуле, четыре черных аппарата, по одному из которых он будто бы напрямую связывался с Кремлем. Не знаю, какая именно линия доносила голос Кирова до ушей Сталина, но, судя по всему, в Вашей стране мало что изменилось. Да, Юлия, здесь по-прежнему опасно иметь прямой выход на Кремль, если умеешь читать, но не умеешь держать язык за зубами. В огромной квартире, обставленной в стиле ар-нуво, я думал о моей подруге Валентине и ее сидящем в колонии олигархе. Сколько статистических справочников и телефонных аппаратов было в библиотеке Михаила Борисовича Ходорковского? Ходил он на медведя? Охотился на волков? Может, Валентину задерживают в Сибири цифры? Я воображаю, как она составляет таблицы, чтобы сравнить официальный и реальный уровень запасов углеводородов. Подобное занятие быстро заставляет забыть о времени и грозит большой опасностью.

Читать дальше