Светлана Талан - Не упыри

Тяжело переваливаясь, как откормленная утка, грузовик въехал в село, где мне предстояло жить и работать по меньшей мере три года. Убогие хатки, деревянные и саманные, стояли вразброс вдоль дороги с глубокими колеями. В глаза сразу бросилось, что столбов нигде не видно, а значит, электричества здесь и близко нет. «Не очень-то это хорошо, – с разочарованием отметила я про себя. – Но ничего страшного. Страна восстанавливается, так что совсем скоро свет будет в каждом селе». Людей на улице не было видно, только с лаем бегали дворняжки. Увидев на лавочке у забора двух бабушек, я остановилась рядом с ними.

– Доброго дня вам, – поздоровалась я, подходя поближе. – Подскажите, пожалуйста, где здесь школа?

– И тебе здоровьица, девушка! А ты кто ж такая будешь?

– Я новая учительница, приехала по направлению на работу.

– Такая молоденькая, а уже учительница! – старушки расплылись в улыбках и показали, куда ехать дальше. – Там будут стоять три дома, в которых учатся дети, а в том, что посередине – учительская. Ты иди прямо туда, детка, там и найдешь директора.

Директор, Михаил Герасимович, показался мне человеком приветливым и приятным. На вид ему можно было дать и сорок пять, и пятьдесят пять.

– А мы тебя уже заждались, – сказал он, когда мы поздоровались. – Наша учительница географии ушла на пенсию. Да и сколько же ей работать? Женщине уже за шестьдесят, не одно поколение воспитала. А ты, значит, к нам на отработку, на три года?

– Почему на три? Если найдется работа для моего мужа и мне у вас понравится, то здесь и пустим корни.

– А что за специальность у твоего мужа?

– Он окончил техникум электрификации.

– Ну, это вряд ли. Ты, наверно, уже заметила, что очередь на электрификацию до нас пока не дошла. Да и что здесь, в селе, может быть привлекательного для молодежи? Жилья нет, клуб работает только по субботам, да и то – ни музыки, ни танцев. Конечно, все когда-нибудь будет, но не сразу. В войну село выгорело дотла; кто сумел – отстроились, а остальные разъехались по городам и другим селам. Но все-таки живут люди, деток рожают, а им нужны школа и учителя.

– А где я буду жить?

– Есть тут один саманный домик. Его хозяйка уехала к сыну за Урал, а я договорился с председателем сельсовета. Только придется, чтобы платили за жилье. Придет срок – начнут строить для молодых специалистов, а сейчас… Сейчас имеем то, что имеем.

Михаил Герасимович проводил меня к хатке-мазанке. Внутри стояли лавка, стул и стол.

– Ну что, не страшно, молодой специалист? – по-отцовски улыбнулся мне директор.

– Я готова к трудностям.

– А как же ты будешь одна, да еще и беременная?

Я покраснела. Заметил-таки мое положение.

– Ну почему одна? Завтра схожу к председателю колхоза. Может, он что-нибудь подыщет для моего мужа.

– Ну и правильно! А я сейчас позову парней, чтобы помогли выгрузить вещи.

Когда директор ушел, я стала разбирать свои «сокровища». Пригодилась и скатерть, которую я когда-то вышивала, и занавески, и керосиновая лампа, которую предусмотрительно посоветовал мне взять Роман. Только здесь я впервые почувствовала, что годы беззаботной студенческой жизни закончились. Я стала взрослой и самостоятельной, я вступала в большой и не очень уютный мир.

Я в полном отчаянии! Председатель колхоза сказал, что для Романа здесь нет никакой работы. А это значит, что я не смогу быть рядом с любимым. А моя комнатка, хоть и прибрана, но в ней так не хватает его тепла… Без него она кажется такой сиротливой! Я пишу Роману письмо, сообщая последние, совсем неутешительные новости. Пишу и плачу, потому что уже не могу жить ожиданием. Сколько можно?!

Я уже познакомилась со всеми тремя школьными строениями. В одной из хат располагаются классы для младших школьников, в другой учатся средние, а там, где находится учительская, – старшеклассники. Парты старенькие, еще довоенные. Их свозили со всего района, чтобы в сорок четвертом году возобновить работу школы. Детей мало, поэтому в одном помещении занимаются по несколько классов.

А когда наступило первое сентября, мое романтическое настроение вообще испарилось. У меня была красивая коса, почти такая же, как у любимой учительницы, на мне была белая блузочка и узкая юбка чуть ниже колен. Обута я была, как мне и виделось в мечтах, в туфельки на невысоких каблучках. На беду, как раз перед первым сентября прошли проливные дожди. Улицу развезло так, что она превратилась в сплошное болото. И как я должна была идти в школу в своих туфельках? Еще ранним утром я попробовала пройтись по двору в новых туфельках, но из этого ничего не вышло – они так глубоко увязли в грязи, что пришлось разуваться и вызволять их оттуда. Я вымыла обувь и достала галоши, которые мама чуть ли не силком сунула в мой чемодан – будто заранее знала, что тут такие хляби, и всунула в них ноги в новеньких туфлях. Неудобно, но добраться до школы можно. Я предусмотрительно прихватила газетку, чтобы на школьном крыльце завернуть в нее грязные галоши.

В остальном все было примерно так, как мне мечталось, но почему-то полного счастья я не чувствовала, не было во мне эйфории, которая охватывала меня всякий раз, когда я принималась мечтать об этом дне. И не плохая погода, не грязь были тому виной. А что же тогда?

После торжественной линейки я повела свой пятый в классную комнату. Дети расселись за партами, и я прошлась между рядами. Если бы кто-нибудь мог видеть, как я это сделала! С какой гордостью несла голову, как постукивала каблучками! Затем я остановилась у доски и окинула взглядом моих учеников. Все они были одеты бедно, кое-кто в залатанной одежде, с протертыми рукавами, но глаза! Эти пытливые детские глаза были полны любопытства. А с каким восторгом смотрели на меня девочки! Словно перед ними была не молоденькая учительница без всякого опыта, а королева. Должно быть, так смотрела и я на свою первую учительницу. Дети хотели учиться – это было видно с первого взгляда. И тут я поняла, что теперь уже больше не смогу думать и заботиться только о своем, когда в глазах моих учеников столько надежды, столько жажды знаний!

– Добрый день! – произнесла я слова, о которых мечтала столько лет. – Я ваша новая учительница и классный руководитель…

Роман, Роман, какая жалость, что ты не видишь меня в эту минуту! Почему-то вспомнилась Валя. Она тоже сегодня произнесет эти слова. По распределению моя подруга уехала в Винницкую область.

Господи, до чего же тоскливы зимние вечера! Хатка, где я живу, стоит на околице села, открытая всем ветрам, которые, похоже, слетаются сюда со всего света. В хатке тепло: плита натоплена. В такие дни я ложусь на теплую лежанку, ставлю рядом с собой лампу и читаю. Это единственное развлечение и утешение. Откладываю книгу в сторону и слушаю вой и посвист вьюги. Она беснуется, дергает соломенную стреху, стонет, визжит, горестно завывает в трубе. Прислушиваюсь. Где-то тоскливо воет собака. Может, это волк? Лес совсем близко, и не удивительно, что голодный волк подобрался поближе к людскому жилью. Жуткий вой зверя сливается в одну мелодию со свистом метели!