Светлана Талан - Не упыри

Я повернулась и взглянула на Романа, а у него по щекам бегут две слезинки. Сняла я эти слезы своими губами. Больше, чем полстолетия прожили мы рядом, но еще никогда не видела я слез на его глазах.

– Не надо, любимый, – шепчу ему.

– Еле выбрался на улицу, достал таблетку нитроглицерина. Уже мысленно с тобой попрощался: думал, все, тут мне и конец. Даже эпитафию себе подобрал. Помнится, какая-то писательница хотела, чтобы на ее могиле написали: «Теперь у меня уже ничего не болит». Вот эту самую.

– Не мели глупости, нам еще рано о смерти думать! И как же так можно?! – вскипела я. – Как эта женщина, представитель государства, могла так сказать?! Она хотя бы представляет, что каждому из нас довелось пережить в те годы?

– Не волнуйся, дорогая, тебе вредно, – теперь уже Роман меня успокаивает, но я никак не могу взять в толк, как такое могло случиться: – Нет, все-таки, скажи мне, как подобные люди могут занимать такие должности? И неужели мы похожи на упырей, пьющих чужую кровь?

Мы еще долго не могли успокоиться, обсуждали случившееся и утешали друг друга. А потом опять была бессонная ночь, несмотря ни на какие снотворные таблетки…

На следующий день у меня опять случился приступ астмы. Роман чувствовал себя плохо, но сказал, что пойдет принести свежей воды. Принес и сел на диван в соседней комнате.

– А мы все равно засадим весь огород и соберем всю нашу большую семью. Верно, Марийка?

– Конечно, дорогой.

– Хочу обзвонить детей и напомнить им, что они обещали собраться вместе в этом доме, – сказал он и взял мобильный телефон.

Я слышала, как он звонил Даринке, интересовался, как дела у ее сына, познакомилась ли она с хорошим человеком, не подхватила ли простуду. Потом Роман переговорил с Иринкой, которой до сих пор нравилось, когда ее называли Ежиком. Спросил, понравились ли ее мальчишкам свитера, которые мы подарили им ко дню рождения. Долго говорил с мальчиками и взял с них честное слово, что они обязательно приедут нас проведать.

– Марийка, но ведь мы же не упыри? – внезапно спросил Роман, все еще переживая обиду.

– Не думай больше о том, что наплела эта женщина, дорогой, – сказала я.

Внезапно Роман умолк. Я немного полежала, вслушиваясь в тишину. Внезапно что-то кольнуло под сердцем, подсказав мне, что надо его позвать.

– Роман! – крикнула я из соседней комнаты.

– Роман… – растерянно повторила я, но ответа не было.

Я вскочила с кровати и, не обуваясь, выбежала из спальни и бросилась к нему. Бледный Роман сидел на диване, склонив голову и закрыв глаза. И я мгновенно поняла, что он… что он уже мертв! Я приблизилась к нему, все еще не веря, что он меня покинул. Опустилась на колени рядом с ним, провела ладонью по бескровному лицу.

– Роман, – тихо попросила я. – Скажи… скажи хотя бы еще одно слово, напоследок… Умоляю тебя!

Я глажу его лицо, упрашиваю назвать меня по имени или вымолвить хоть что-нибудь, но он молчит. Наклонилась, припала к его груди. Она еще теплая, а сердце… Сердце больше не стучит. Ужасная реальность пронзила меня, как нож, обожгла до беспамятства.

– Роман! – закричала я, заламывая руки. – Как ты мог?! Ведь мы же хотели, как Петр и Феврония!.. Ты же обещал!..

Роман, тебя уже нет среди живых, а я все время говорю с тобой. Все мои мысли – о тебе и только о тебе.

Все вышло так, как ты хотел. У твоего гроба собралась вся наша семья: дети, их жены и мужья, внуки. Горько плачет наша первая дочь – Даринка, заливается безутешными слезами Иринка, когда-то такая строптивая и неукротимая. Сыновья утирают слезы и не стыдятся их. Здесь все твои внуки. Все вместе – но не так, как мечталось. Я успокаиваю себя мыслью, что и ты здесь, что ты все видишь, и душа твоя радуется хотя бы тому, что мы рядом с тобой. Я верю, что любовь может преодолеть смерть в детях, рожденных от этой любви. Вот они – твои дети и внуки, а значит, ты жив в каждом из них…

А я в эту минуту почему-то вспоминаю, что так и не успела признаться тебе в своей маленькой лжи. Хотя сейчас я уже не жалею о том, что когда-то сказала тебе неправду.

В доме без тебя, Роман, поселилась печаль. Она путается под ногами, прячется по углам, проникает в каждую щель, таится под нашей кроватью, холодом проникает под одеяло по ночам. Печаль залегла и между страниц твоих любимых книг. Еще совсем недавно ты переворачивал их, и страницы приветливо шелестели под твоими пальцами, впитывали тепло твоих рук, радовались встрече с тобой. А теперь они немо и сиротливо замерли на полках шкафа.

По вечерам я кладу на кровать рядом со своей и твою подушку. Еще надеюсь: проснусь утром, а ты мирно спишь рядом, и я пойму, что это был всего лишь страшный сон…

Сегодня ты мне снова приснился. Ты собирался уйти от меня к другой женщине. Я плакала и просила тебя не покидать меня, потому что я – твоя жена. Ты грустно взглянул на меня, а я прижалась к твоей груди, и мне вдруг стало так тепло, так спокойно! Просыпаюсь утром, протягиваю руку – а рядом пустота и холод. Иду к тебе на могилу. Там можно поплакать и поговорить с тобой. Рядом с твоей могилой – свободное место, его я берегу для себя. А чтобы его случайно не заняли, я поставила вокруг металлическую оградку. Одна молодая женщина, проходя мимо, заметила, что сейчас уже «не модно» ставить ограды. Я промолчала. Разве она может понять, зачем я это сделала? Вот я прихожу к тебе, открываю низенькую дверцу, будто вхожу в дом, правда, не в тот, о котором мы когда-то мечтали, а в другой, которого никто не минует. Это наш последний приют, здесь мы вечно будем вместе. Таков закон жизни, и все-таки есть какая-то несправедливость в том, что мы с тобой сейчас по разные стороны. Ты ушел, оставив меня в одиночестве, хотя и обещал совсем другое. Меня мучает чувство вины оттого, что я все еще могу видеть этот мир, а ты, Роман, нет.

Я рассказываю Роману о каждом дне, который прошел без него. Когда у меня хорошие новости, мне кажется, что его портрет на граните улыбается, когда я печалюсь – печалится и он.

– Мне без тебя очень плохо, – жалуюсь я. – А как там тебе без меня?

Молчит. И так будет всегда.

– Эх, Роман, Роман, – вздыхаю я. – Все могло быть иначе. То ли ты ушел слишком рано, то ли я задержалась?

Жизнь без тебя, Роман, разрушила во мне все: мои внутренние органы износились, болезней стало больше, чем прежде, лицо – сплошные следы прожитого, руки ослабели, но любовь к тебе ничто не может убить.

Каждый вечер из окна нашей спальни я слежу за тем, как заходит солнце. Оно садится за Барвинковую гору. Деревья на макушке горы сначала становятся розовыми от раскаленного, как мое сердце, солнечного диска, который постепенно скрывается за лесом и сливается с ним. Вскоре лес темнеет, а солнце едва просвечивает сквозь ветки. И вместе с солнцем сгораю и я сама. Я уже не живу, а догораю, тлею. Кажется, еще немного – и я превращусь в горстку пепла, которую развеет ветер, разнесет по свету, и частичка его опустится на твою могилу…