Марк Миллз - В ожидании Догго

– Да. На полном серьезе.

Мать посмотрела на меня в упор, как на деревенского недоумка.

– Дэнни, твой дед выжил из ума.

Мне хотелось спросить, откуда у нее такое впечатление – ведь она не посещала отца с Рождества.

– Не совсем.

– Да ладно тебе. Глупости какие-то.

– Мам, это правда? Ты должна меня понять.

– Понимаю. Но сейчас у тебя в голове кавардак, и мне ясно почему.

– На что ты намекаешь?

– Я слышала, что́ устроила Клара.

– Неужели?

– Эмма мне рассказала.

– И тебе не пришло в голову позвонить мне?

– Тебе же не пришло в голову позвонить мне, – парировала она. – Ведь так? Это потому, что у нас больше нет такого рода отношений. Тебе тридцать лет. Хочешь, чтобы мать лезла в твои любовные дела? Я в тебя верю, Дэнни. Ты разберешься со всем, с чем необходимо разобраться. Всегда был сильным, независимым, волевым. Именно волевым.

Я прокручивал наш разговор в голове. Представлял, что может сказать мне мать и что отвечу я. И теперь воспользовался одной из заранее отрепетированных реплик:

– Послушай, мама, никому об этом не надо знать: ни Эмме, ни Найджелу, ни даже отцу, если он еще не знает. Но пойми, я на это имею право.

– Я понимаю одно: ты завелся на пустом месте. Как ни крути, дед выдает желаемое за действительное. Он всегда недолюбливал твоего отца. Извини, что говорю тебе это.

– Поклянись жизнью деда.

– Что?

– Ты слышала: поклянись жизнью своего отца, что папа – мой биологический родитель.

Мать сделала глоток вина.

– Какие ужасные вещи ты просишь. Но если тебе от этого станет легче, хорошо, клянусь. Теперь ты счастлив?

Да, я был счастлив и одновременно противен себе.

– Извини, мама.

– И ты меня извини. Твоей вины нет. И деда вины нет. Виновата болезнь. Только впредь постарайся… как бы это сказать… относиться осмотрительно к тому, что вылетает у него изо рта.

– Обещаю.

– А теперь покажи мне свою новую собаку, о которой упомянула Эмма.

Купание в реке Какмир сыграло объединяющую роль, и я получил право гладить Догго и трепать за уши. Но знал: если позову пса, он не придет. Поэтому выключил ноутбук из розетки и перенес на диван.

– Боже! – воскликнула мать. – Скажу откровенно, у него мало шансов завоевать приз на выставке «Крафтс».

На следующее утро я осознал, насколько меня угнетала история с дедом. Но вскоре встряхнулся, успокоился и почувствовал себя в ладах с миром.

Клара начинала день с медитации, своеобразной благодарной молитвы за драгоценный дар жизни и обещала отплатить за него своими поступками. Я тоже какое-то время этим занимался, и мы садились в позу лотоса в гостиной друг против друга. Но однажды Клара сказала, что нужно дышать через анус. После чего я уже не мог сохранять серьезное лицо, и меня отстранили от утреннего ритуала.

Теперь, когда я один, у меня получается лучше, даже несмотря на то, что вокруг, интересуясь происходящим, бегает Догго. Позволяю реальности просачиваться в сознание: я здоров, молод (по крайней мере, моложав), у меня хорошо оплачиваемая работа, и я живу в стране, где дорожат личной свободой. От этого мое положение существенно лучше, чем у миллионов людей на планете. Все неприятности в моей жизни либо неизбежны, либо я их сам себе создаю.

Никто не возникал из темноты, чтобы в приступе немотивированной ярости убить кого-нибудь из моих близких. Правда, месяц назад от меня с другим мужчиной сбежала девушка, но, если хотите знать правду, я обленился – и не только по отношению к Кларе, но и по отношению к себе. Полгода потворствовал своей депрессии, развившейся после срыва Толстого Трева, ныл и жаловался на свои неприятности. А ведь это была возможность, которую я с нетерпением ждал, – заняться своей книгой. Нехватка времени больше не могла служить отговоркой, и я выискивал другие. Все эти отговорки Клара могла швырнуть мне в лицо, но она терпеливо ждала, когда ко мне придет вдохновение, и мои пальцы запорхают над клавиатурой.

Следовало понять, что она теряет веру в меня. Клара нашла себе ангела-хранителя Камаэля, а затем зациклилась на Уэйне Килси. Надеюсь, они счастливы втроем. Я постепенно привыкал к мысли, что наши отношения окончательно прекратились.

Все отлично. Никто не умер, все живы и в добром здравии. Кроме деда – он хоть и жив, но болен. Но даже его медленное угасание надо принимать как должное. Мама не права: болезнь не следует винить. Разве можно винить то, что действует без злого умысла, а просто заложено подобно тикающей бомбе в нашем генетическом коде?

Какое имеет значение, правду ли сказал мне дед, и не солгала ли мне вчера вечером мать из своего гнездышка у бассейна в Марокко? Я живу, и этого достаточно. Не просто достаточно, это – чудо. Не в религиозном смысле слова. Верить я давно перестал. С религией явно не все в порядке. Я вот что имею в виду: если она ошибается по поводу того, откуда мы взялись, трудно поверить учению о том, куда мы денемся. Уверен в одном: я не хотел бы провести вечность в месте, населенном кроткими и смиренными.

Почувствовав, что слишком погружаюсь в тему, я сделал несколько вдохов и выдохнул через губы дудочкой.

Ах, Эди, думал я. Умная, интересная, красивая Эди. Что с того, что у нее связь с Тристаном? Кто я такой, чтобы судить ее? Чтобы судить их? Может, у Тристана ужасная жена, которая унижает его, как только он вечером переступает порог дома, корит за то, что он плохой отец, лишает чувства самоуважения. А как обстоят дела с дружком Эди, Дугласом? Я знаю, что он спортивный малый – всю зиму играет в регби, летом – в крикет. Два вечера в неделю тренируется, часто отсутствует дома по выходным. С таким партнером любая ощутит себя заброшенной, пренебрегаемой, недооцененной.

Может, Тристану суждено обрести счастье со второго захода с Эди, как мать обрела с Найджелом. Не мое дело выступать в роли судьи, тем более после того, как я запрыгнул в постель сестры своей недавней подружки.

Довольный тем, куда завела меня моя мини-медитация, я открыл глаза и обнаружил, что Догго сидит напротив меня. Протянул руку и погладил пса. Он наклонил голову, подставляя уши.

– Извини, Догго, что-то меня занесло.

По его большим влажным глазам я понял, что не сказал ничего такого, чего ему еще было неизвестно.

Каждое утро я брал в португальском кафе двойной макиато и выпивал, пока мы с Догго шли в Атлон-Гарденс, где пес сначала развлекался тем, что все вокруг нюхал, а затем в первый раз в день облегчал кишечник. После чего мы возвращались на Ледбрук-гроув, где я выбрасывал в урну рядом с остановкой автобуса пустой стакан из-под кофе и пакет с собачьими экскрементами. Мы отточили наше расписание до совершенства, и нам редко приходилось ждать автобуса более двух минут.